"Жак Шессе. Исповедь пастора Бюрга " - читать интересную книгу автора

решительного боя, который я намеревался дать.
Близилась к концу зима. Я решил выждать до весны и перейти в
наступление.
Итак, день мести близился; в ожидании весны я подытоживал все, что
узнал о приходе за этот год. Я долго думал, какой день более всего достоин
грядущей грозы. После нескольких недель размышлений я остановил свой выбор
на Вербном воскресенье: на этот праздник к службе стекается больше народу,
чем в любой другой день в году; кроме того, в этот день - и для меня это
имело особое значение - вся молодежь деревни приходит в храм вместе с
катехуменами. Таким образом, у кафедры соберется вся община, и стар и млад.
Мои слова будут тем весомее, что войдут одновременно в умы подростков и их
родителей; юные услышат назидание старшим; присутствие молодого поколения
сделает еще более тяжким, и главное - более долгим испытание, которому я
хотел подвергнуть паству. Должен признаться, была минута, когда я понял всю
меру несправедливости этого замысла: не следовало вовлекать в подобное
испытание незрелых подростков и детей. Однако вскоре я убедил себя в
правоте этого плана, единственного, который позволит нанести сокрушительный
удар: пусть вместе с родителями расплачиваются и дети.
Страх перед Синодальным советом или перед властями не закрался в мою
душу ни на миг. Я стал в достаточной мере хозяином положения, чтобы
смотреть в будущее с непоколебимым спокойствием. Теперь, когда Синод
высказался во всеуслышание, одобрив мой пыл и мое смирение, он уже не может
отречься от меня, не потеряв лица, - а на это, я был уверен, он пошел бы
лишь в самом крайнем случае. Я решил тем не менее подстраховаться на
случай, если кому-нибудь из членов совета удастся восстановить против меня
всю коллегию, и незадолго до Вербного воскресенья письменно сообщил в Синод
о некоторых делишках из тех, что стали мне известны в последние месяцы.
Думаю, понятно, что донесение это не было продиктовано боязнью или тревогой
(я был чужд и того, и другого), но было лишь чисто политической акцией: мне
нужно было развязать себе руки, то есть заручиться поддержкой совета, если
я хотел обойтись с приходом по всей строгости и, презрев сопротивление,
которое он мне оказывал, обуздать его. Я рассчитывал на эффект
неожиданности: изумление и замешательство станут моими самыми надежными
союзниками. И этот апрельский день, занявшийся в гордыне, склонится к
закату в слезах и раскаянии. Удар будет тем более жестоким, ибо, как мне
было известно, во многих семьях - и из самых гнусных - уже резали жирных
тельцов, кололи свиней, привозили бочонки вина, готовясь к этому празднику
из праздников: уже много лет здесь предавались обжорству и разгулу, вместо
того чтобы благоговеть и славить Господа.
Странная это вещь - замысел мести. С тех пор как решение было принято,
я не давал себе ни дня передышки, и у меня не возникало и мысли, что я
пренебрегаю своим долгом. Я виделся со многими людьми, работал над
проповедью к Вербному воскресенью, а между тем не мог вздохнуть, не ощутив
железные тиски гнева, сдавившие волю и чувства. Март был на исходе.
Продолжая готовить группу катехуменов к конфирмации - этому событию я
придавал особое значение, еще и потому, что оно должно было свершиться в то
самое воскресенье, когда все будет поставлено на карту, - я решил
познакомиться со следующей их группой, желая еще до решающей схватки
удостовериться в своей власти над ними.
И вот однажды, вечером в пятницу, я пригласил их всех в свой дом при