"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

написать рекомендацию на историко-филологический факультет, который для ума
очень даже годится.
- Валюшка моя будет с тобой рядом, на иностранном. Будете помогать друг
дружке.
Это она Валюшке?! Это Валюшка ей?! Смеху полные штаны. Да директорская
дочь боялась прикоснуться к Дите, обходила ее, как грязную, но получилось
все, как сказал директор. Он привозил дочери посылки с едой и велел звать
Диту. Уезжал, и половина, если не больше, ей и доставалась. Что, Валюшка
будет жрать сало с огурцами и возиться с закрученными банками! Два года Дита
была хорошо подкормлена, но тут Валюшка вышла замуж за летчика из военного
училища и куда-то уехала по его распределению. Но к этому времени
недотыкомка-мать нашла где-то за Уралом свою сколько-тоюродную сестру.
Написала, как сумела жалобно, "в ноги бросилась", и та стала иногда
присылать посылки, опять же с банками (образ советского продукта), которые
долго хранились в холоде севера на случай третьей мировой, а когда империя
зла приказала долго жить, банки стали выдавать ветеранам войны и людям на
вредных работах. В общем-то, видимо, для того, чтобы те или скорей померли,
или доказали высокое качество заготовленных стратегических запасов. И люди
ели и жили. И студенты на Волге тоже их ели, и ни одного случая не то что
отравления - поноса не было.
Время было суетное: то те, то другие выходили со стягами и орали
открытым горлом, выпуская не душевный, а самый что ни есть настоящий пар в
зимние времена и липкую слюну летом. Дита же инстинктивно, как обложенный
зверь, искала свободной тропы, искала тех, кто победит, кто сильнее. И очень
скоро поняла: таких нет.
Мир вокруг нее состоял из разрозненных кучкований слабых растерянных
людей, одни, раскрасневшиеся от холода, тыкали других древками красных
флагов, другие же синели от холода и махали знаменами, соответственно синего
цвета. Всем было плохо. И было странное ощущение: это ее мать рассыпалась на
множество себя самой и теперь стонет и вопиет о зря прожитой жизни. Живыми и
сильными в этом мире были только импортные машины, они ездили, как хотели,
они толкали в припущенные задницы согбенных в коленях людей хромом своих
морд и смеялись белыми вставными челюстями победителей.
У нее заходилось стуком сердце от острой пронзающей, как садистское
трогание нерва неловким или обозленным стоматологом, боли, так ей хотелось
во внутрь этой едущей напролом машины новой жизни. Хоть бросайся ей под
колеса, чтоб взяли подбитую, а она уж уболтает, она уж докажет, что в ней ее
место.
Но машины ею гребовали. Даже на зеленом свете они брезгливо тормозили:
"Хиляй, чурка!"
Видимо, у нее другого пути, как через долгий путь образования и труда,
на самом деле не было. И она грызла трижды проклятый гранит трижды проклятой
науки. Ни одной четверки даже близко не было. Девчонки потихоньку сыпались в
замуж. Валюшка была не первой.
"Кому что", - говорили ей. И находили каких-то банкиров, владельцев,
хозяев, женский филфак высоко котировался на брачной бирже. Ей иногда
перепадало быть подружкой там, где денег несчитово. И ничего ей больше не
хотелось, как быть на месте невесты-дуры, пустоголовой троечницы, которая до
сих пор делала ошибки в "ча" и "ща". Но ей доставалось не имеющее цены
реноме - девушки с хорошими мозгами, и не более того. Даже танцевала она