"Люциус Шепард. История человечества" - читать интересную книгу автора

темные, как их глаза, да и прическа у всех одинаковая. Однако я понял, что
передо мной женщина, потому что, пока изображение фокусировалось, она сидела
чуть боком, и я умудрился заглянуть ей за корсаж. Кожа у нее оказалась цвета
зимней луны, а щеки до того впалые, что можно было подумать, будто женщина
лишена зубов (при этом ей нельзя было отказать в экзотической красоте).
Может быть, глаза чуть великоваты для ее лица, на котором на протяжении
всего разговора сохранялось пасмурное, отрешенное выражение.
- Как тебя зовут? - спросил я, как всегда по-детски надеясь, что
кому-нибудь из них однажды надоест вся эта таинственность, и я услышу
нормальное имя.
- Капитан Южного Дозора. - Голос был таким тихим, что в нем даже не
угадывались какие-либо интонации.
Я рассматривал ее, размышляя, с чего начать, и почему-то решил
рассказать про тигра.
- Послушай, - начал я, - мне нужно от тебя обещание, что, когда я
закончу, ты не убежишь и не сотворишь чего-нибудь с собой.
- Даю слово, - ответила она, немного помявшись.
С них всегда приходится брать такие клятвы, прежде чем рассказывать
нечто, насыщенное чувством, иначе они способны наложить на себя руки; во
всяком случае, я всю жизнь только об этом и слышу. Они считали себя
виноватыми за то, что стряслось с миром - так я, во всяком случае, тогда
думал. А иногда меня посещала мысль, что мы для них все равно что тигры для
нас: сильные, полные жизни красавцы, ранящие их самим фактом своего
существования.
- Ты когда-нибудь видела тигра? - спросил я ее.
- На картинках, - ответила она.
- Нет, близко - так, чтобы до тебя долетал его запах.
Это предположение ее как будто взволновало: она замигала, поджала губы
и покачала головой.
- А я видел: этой ночью, совсем рядом. В каких-то двадцати-двадцати
пяти футах.
И я начал расписывать дикую животную красоту, от которой
останавливается сердце, силу, потрясшую меня, и все, что произошло в
результате между мной и Келли. Было видно, что мои слова причиняют ей боль:
ее костлявые пальцы сжались в кулаки, лицо напряглось; но я не мог
остановиться. Мне хотелось ее задеть, заставить почувствовать себя такой же
незначительной, никчемной, каким я чувствовал себя в присутствии тигра. Я
знал, конечно, что это несправедливо. Даже если Капитаны несли
ответственность за то, как все в мире обернулось, тигры - не их вина; я был
уверен, что либо тигры, либо еще какие-нибудь твари вроде них существовали
всегда, чтобы люди не забывали, на каком они свете.
Когда я закончил, она сидела, вся дрожа и откинувшись как можно дальше,
словно мои слова стали тараном, вколотившим ее в спинку кресла. Она
оглянулась и, поняв, что помощи ждать неоткуда, опять уставилась на меня.
- Это все? - осведомилась она.
- Зачем вы с нами беседуете? - спросил я после паузы. - Ведь вам это
явно не в радость.
- Радость? - Это понятие ее озадачило. - Вы - наша жизнь.
- Как же это получается? Мы не знаем ваших имен, никогда не видим вас
по-настоящему...