"Люциус Шепард. Жизнь во время войны " - читать интересную книгу автора

здорово. Отлично! Давайте! Теперь ты спросишь, как я поживаю, а я отвечу:
прекрасно. Я спрошу, как бизнес, и ты скажешь: неплохо. Мама вспомнит, как
там мои друзья и кто чем занимается. А потом, если я удержусь в рамках, ты
произнесешь короткую речь о том, как вы мной гордитесь. - Минголла зашипел
от омерзения. - Значит так, папа. Мы это пропустим. Давайте уж просто
сидеть, блин, пялиться друг на друга и делать вид, что разговор приятный.
Отец прищурился.
- Я не вижу смысла это продолжать.
- Дэвид! - Мать умоляюще смотрела на него.
Минголла не собирался извиняться, ему нравилась собственная злость, но,
помолчав некоторое время, он смягчился:
- Что-то я нервничаю, папа. Извини.
- Я одного не понимаю, - произнес отец, - зачем тебе понадобилось нас
убеждать, как тебе тяжело? Мы с мамой прекрасно это знаем и все время о тебе
беспокоимся. Мне просто казалось неуместным обсуждать это беспокойство в
день твоего рождения.
- Да, конечно, - выдавил Минголла.
- Извинения принимаются, - все так же четко ответил отец.
Остаток беседы Минголла с безупречной фальшью отбивал вопросы, потом
экран погас, посерел, и такой же серой стала Минголлина злость. Он лежал на
диване, нажимал кнопки пульта, перескакивал с автогонок на ток-шоу, потом на
пуантилистские точки, которые вскоре развернулись в панораму блеклых
развалин. Минголла узнал Тель-Авив и вспомнил черное пророчество о том, что
в день его рождения на какой-то город обрушится атомная бомба. Изображение
расплылось, и Минголла надавил на следующую кнопку. Опять руины, камера
ползет вдоль одинокой стены, мимо перекрученных брусьев, груд кирпича. Над
городом бурлили тучи, их потрепанные края отсвечивали серебром; на бледной
полосе горизонта, словно клыки, вгрызались в небо остовы домов. Звука не
было, но Минголла подкрутил громкость, и тут раздались блюзовые гитарные
аккорды, синтезатор, вой саксофона, женский голос... видимо, из другого
канала.
- ...последний хит Праулера - "Блюз Небесам",- говорила ведущая.- Будем
надеяться, он не покажется нашим любителям музыки слишком тоскливым. Хотя
стоп! Ведь тоска нынче повсюду, разве нет? Считайте ее просто новым
настроением... как наркотик, понимаете. Тоска сделает ваш обычный оптимизм
чуть более рельефным, добавит сладости.
В Тель-Авиве пошел дождь, плотный и моросящий, и музыка звучала
акустическим повтором этого дождя, темных туч, что зловеще наплывали на
город.
- Итак, Праулер! - объявила ведущая.- У микрофона легендарный Джек
Леско. Расскажи им про настоящий мир, Джек!


По кухне Лени бродит в одной ночной рубашке,
Смолит бычки из пепельниц, и на часы глядит, и
роется в бумажках.
А я, по струнам бряцая, в окно смотрю на серую
погоду
И на пустой проспект внизу, где злые тени бродят.
Сбежал мудак, - вдруг шепчет Лени, - как можно