"Люциус Шепард. Ночь Белого Духа (Авт.сб. "Ночь Белого Духа")" - читать интересную книгу автора

глаза, и волосы, и золотые кольца - засверкал каким-то невероятным
блеском, став нестойким, будто мыльный пузырь: этакая жирненькая
индуистская иллюзия.
- Едва не забыл! - хлопнул себя ладонью по лбу мистер Чаттерджи. - В
доме проживает ваша соотечественница. Весьма фигуристая! - Он изобразил
руками в воздухе некое подобие песочных часов. - Я просто без ума от нее,
но не знаю, можно ли ей доверять. Пожалуйста, проследите, чтобы она не
водила никаких бродяг.
- Лады, - отозвался Элиот. - Без проблем.
- Пожалуй, теперь я позволю себе предаться азарту игры. - Мистер
Чаттерджи встал и посмотрел в сторону вестибюля. - Вы присоединитесь?
- Нет, пожалуй, я напьюсь допьяна. Значит, увидимся в октябре?
- Вы уже пьяны, Элиот. - Мистер Чаттерджи похлопал его по плечу. - Вы
разве не заметили?


Назавтра рано поутру, страдая от похмелья, с прилипшим к небу языком,
Элиот предпринял последний заход в попытке узреть Авалокитешвару Будду.
Все уличные звуки - и тарахтение мотороллера, и птичьи трели, и девичий
смех - словно повторяли мантру, а серые каменные стены его комнаты стали в
одно и то же время чрезвычайно основательными и невероятно хрупкими -
этакая декорация, которую можно сорвать голыми руками. И самого Элиота
охватило ощущение той же хрупкости, словно его погрузили в жидкость,
сделавшую его светонепроницаемым и одновременно наполнившую его прозрачной
ясностью. Дыхание ветерка могло бы умчать его за окно, пушинкой пронести
над полями, и он проникал бы сквозь деревья и горы, сквозь все фантомы
материального мира... но тут на дне души всколыхнулась паника, исходящая
от темной глыбы. Она затлела, источая ядовитый чад, будто угольный брикет,
спрессованный из злобы, похоти и страха. По прозрачному естеству, в
которое воплотился Элиот, побежали трещины, и, если бы он сию же секунду
не двинулся, не вырвался из медитации, он рассыпался бы вдребезги.
Он повалился из позы лотоса на спину и лег, опираясь на локти. Сердце
его колотилось, легкие со всхлипом втягивали воздух, из груди рвался крик
отчаяния. Ну да, искус велик: просто послать все к чертям и завопить,
через хаос добиться того, что не дается через ясность. Опростаться в
крике. Элиот весь дрожал, чувства его метались от ненависти до жалости к
себе. В конце концов он заставил себя встать, натянул джинсы и
хлопчатобумажную сорочку. Элиот понял, что балансирует на грани срыва -
верный признак того, что настала пора перебираться в резиденцию мистера
Чаттерджи. Его жизнь обратилась в истрепанную полугодовую нить, натянутую
между двумя вехами разгула. В один прекрасный день она лопнет.
- Ну и к черту! - Он затолкал остальную одежду в рюкзак и направился в
город.


Прогулка по площади Дурбар - по сути, вовсе и не площади, а громадному
храмовому комплексу, перемежающемуся открытыми пространствами и петляющими
мощеными дорожками - всегда наводила Элиота на воспоминания о своей
краткосрочной работе в роли гида; карьера его оборвалась, когда
турагентство засыпали жалобами на его чудачества. ("...Предупреждаю,