"Люциус Шепард. Голос ветра в Мадакете (Авт.сб. "Ночь Белого Духа")" - читать интересную книгу автора

мужской голос произнес:
- Эгей, мужик! Ты кончай падать лицом в салат, а то мне захочется
отбить у тебя даму.


Свет уличного фонаря падал на изножье кровати Сары желтым
прямоугольником, озаряя ее одетые в чулки ноги и бугор одеяла,
прикрывающего Питера. Совсем пропащий. Она закурила, но тут же,
рассердившись на себя за бессилие перед дурной привычкой, раздавила
сигарету и повернулась на бок, глядя, как вздымается и опадает грудь
Питера, и гадая, с какой стати ее так тянет к мученикам. И тут же
засмеялась над собой, заранее зная ответ. Ей просто хочется быть той,
которая заставит их забыть о душевных ранах, обычно нанесенных другими
женщинами. Уж такова она по натуре, сочетая в себе Флоренс Найтингейл и
сексопатолога, и ни за что не может устоять перед искушением принять
вызов. Хоть Питер и не признавался, но Сара и сама видела, что половина
его сердца отдана какому-то лос-анджелесскому призраку. Все симптомы
налицо: внезапные приступы молчания, блуждающий взгляд, и то, как
торопливо Питер бросался к почтовому ящику при появлении почтальона, но
всегда оказывался разочарован полученной корреспонденцией. Сара верила,
что завладела второй половиной его сердца, но стоило Питеру ненадолго
забыться, отринуть прошлое и отдаться мгновению, как призрак взбрыкивал, и
Питер снова отдалялся. Взять хотя бы его подход к любовным утехам. Начинал
он нежно, ласково, а затем, когда оба уже находились на грани нового этапа
близости, он вдруг отстранялся, отпускал шуточку или делал что-нибудь
грубое - как схватил ее сегодня утром на пляже, - отчего Сара вновь
начинала чувствовать себя неопрятной дешевкой. Порой она думала, что
правильнее всего было бы послать Питера к чертям, велев возвращаться,
когда в голове у него прояснится. Но пороху на подобное у нее никогда не
хватит - Питер занимает куда больше половины ее сердца.
Она осторожно, чтобы не разбудить его, спустилась с кровати и сбросила
одежду. Стукнувшая о стекло ветка напугала ее, и Сара подхватила блузку,
чтобы прикрыть грудь. Ага, как же! Кто же станет подглядывать за ней в
окно третьего этажа? В Нью-Йорке такое возможно, но только не в Нантакете.
Швырнув блузку в корзину для грязного белья, Сара заметила собственное
отражение в высоком зеркале дверцы гардероба. В призрачном полусвете
отражение казалось удлиненным и незнакомым, и у нее сложилось впечатление,
что на нее с другого края материка, сквозь другое зеркало взирает
призрачная женщина Питера. Сара почти явственно увидела ее: высокая,
длинноногая, с печальным лицом. Вовсе незачем видеть ее воочию, чтобы
понять, что у той печальное лицо: именно печальные особы разбивают сердца,
и мужчины, чьи сердца они разбили, остаются позади, словно окаменелости,
запечатлевшие их натуру. Они выставляют свою печаль напоказ, чтобы ее
утолили, хотя на самом деле жаждут отнюдь не утешения, а нового повода для
печали, щепотки перца для супа, который они баламутят всю жизнь. Сара
приблизилась к зеркалу, и иллюзия другой женщины сменилась реалиями ее
собственного тела.
- Вот как я поступлю с вами, дамочка, - шепнула она. - Вытесню вас.
Слова прозвучали как-то неубедительно.
Откинув одеяло, она скользнула в постель, пристроившись рядом с