"Александр О'Шеннон. Антибард: московский роман " - читать интересную книгу автора

Потеют руки, сохнет горло. Опять перебрал коньяка...
Ч-ч-черт!
Надо немного передохнуть. Поговорить. Что-нибудь забавное.
И так - первые двадцать минут. Потом напряжение спадает. Становится
легче. Пот на лбу уже не раздражает. Можно обтереть потные ладони о штаны.
Милый такой, уютный жест. Через полчаса можно петь что-то серьезное, густое,
философское. Понравиться женщинам. Про несчастную любовь, горькую долю.
Проходит час.
Горло горит, саднит, сипит. Пить. Тяжелая голова. Приходит раздражение.
Что вам еще надо?! Сколько можно петь?! Блядь, слов не помню... Ну хорошо,
попробуем эту.
Скоро...
Скоро все кончится. Зал обмяк, ждет. Еб вашу мать. Из последних сил.
Еще чуть-чуть. Пару песен. Усталость. Мутотень в голове. Пальцы болят.
Ненавижу. Ну, давай.
Последнюю.
Изо всех сил. Выжми из осипшего горла. Под занавес. Сейчас умру. Спел.
Спел, блядь!
"Спасибо, спасибо! Приходите на мой следующий концерт, который
состоится..."
Облегчение. Боже, какое облегчение! Можно выпить. Надо выпить. Скорее!
Зрители встают - сытые, удовлетворенно порыгивая. Утирают текущую по
подбородкам кровь, клыки убираются в десны. Теперь я даже люблю их.
Спасибо, спасибо!
Любовью жертвы. Расслабиться.
Мне вообще-то все равно, с кем пить. И тут из-за столика зашумели,
замахали знакомые женщины, приглашая присоединиться. Там-то я и познакомился
с Крюгером.
Он сидел в окружении одалисок и пил водку. Царапнул меня пьяными
глазами, оценивая. Я кое с кем вяло поцеловался. Крюгер напрягся: соперник!
Нас познакомили. Я не выразил решительно ничего, а Крюгер тут же стал нервно
острить по поводу моих песен.
Я понял: заревновал.
Они ведь страшно ревнивы, все эти барды и поэты. Даже самые хуевые из
них желают получить свою долю славы и поэтому аплодисменты в чужой адрес
воспринимают как кусок, вырванный у них изо рта. А когда дело доходит до
поклонниц, они становятся отъявленными самцами. Они оберегают свои даже
самые жалкие гаремы с ревностью старых гамадрилов.
Но мы с Крюгером были равные соперники.
На его стороне были легендарность как поэта, многочисленные пьяные
похождения и целые толпы выебанных в каэспэшных палатках баб. А на моей
стороне - относительная молодость, высокий страстный голос и будоражащая,
как запах спермы, таинственная слава извращенца.
Крюгер все никак не мог угомониться, он хотел послушать некоторые
разъяснения по поводу моей позиции как автора, но я честно сказал: "Да мне
по хую!"
Мне и правда было по хую.
Я устал объяснять, что я не гомосексуалист и не участвовал в
садомазохистских оргиях с боевиками ИРА. Что это душу моего лирического
героя давно ждет Ад, а тело его когда-нибудь сгниет от СПИДа. "Давай-ка