"Маргарита Шелехова. Последнее лето в национальном парке [love]" - читать интересную книгу автора

грибами. Оказалось, в этом году там вовсю порезвились дикие кабаны, и на
месте ровненького черничника дыбился желтый песок с глубокими рытвинами
(эстонский эпос намекает в таких случаях на очередную свадьбу буйного
богатыря Калевипоэга). При тщательном поиске обнаружить маленький
боровичок все же удалось, и я, решив подрастить его до утра, прикрыла
грибок от случайных взглядов сухими веточками.
Ах, как славно мне жилось на свете в эти минуты. Все вокруг
представлялось узнаваемо милым, и стенки маленького карьера были пронизаны
корявыми корнями могучих сосен, и нежная светлая зелень пушилась по
кончикам ветвей, слегка выделяясь на фоне зрелой хвойной массы. Толкучка в
метро, бензиновая гарь Садового кольца и академический снобизм - все это
осталось за бортом, и я плавала теперь в изумрудном океане своей страстной
зимней мечты.
Эта мечта родилась вместе со мной, и до приезда в Пакавене я никогда
не помнила своих снов, кроме одного единственного, когда я взлетала над
лесом и носилась по верхушкам деревьев, как по большому зеленому ковру, и
от леса пахло столетними тайнами, как от картин Шишкина - ведь я была
потомственной горожанкой, и мой первый лес висел над детской кроваткой.
Мое счастье находилось на границе зеленого и голубого, но меня ежегодно
возили к Черному морю, и я плескалась на границе твердого и жидкого, пока
не привыкла обходиться без счастья, и коктебельские холмы с выжженной
солнцем травой стали выглядеть уже вполне привлекательно, и я привозила
домой сухие колючие шары синеголовника, букеты сиреневых кермеков и
плетеные корзиночки из разноцветных бессмертников, а однажды я так
затерялась в толпе волошинских гостей, что не смогла сама себя найти даже
к утру, и привезла домой то, что мне показалось неземным счастьем. Дела
давно минувших дней, преданья старины глубокой...
Вернувшись на шоссе, я дошла до резкого изгиба дороги у начала озера.
Из-за поворота вынырнули серые "Жигули", а вскоре на велосипеде в сторону
деревни проехал, обогнав меня, местный звонарь Ремигиус, большой и
молчаливый человек. Почти каждый летний день он проходил мимо нашего дома
с огромной косой и церемонно кивал дачникам в знак приветствия. Велосипед
быстро скрылся из виду, а вскоре показалась деревня, тянувшаяся примерно с
километр по обе стороны от шоссе.
В середине деревни на высоком холме стоял деревянный костел,
рубленный топором, сбоку от него высилась деревянная же колокольня с
медными барочными колоколами и виднелись хозяйственные постройки, а за
костелом в маленькой часовенке стояла красивая деревянная скульптура
скорбной мадонны работы местного скульптора. Перед холмом, на месте давно
исчезнувшего дома скульптора, высился корявый деревянный столб, увенчанный
резной лирой - памятник двум братьям-музыкантам, его сыновьям, а справа от
холма за кудрявой зеленью желтых акаций прятался вход в турбазу.
За турбазой слева от шоссе тянулся ряд домов, и наш большой
деревянный дом с четырьмя крыльцами по разным сторонам света издали
выделялся высоким коньком на крыше с двумя резными конскими головами.
Миновав маленькое здание школы, я увидела у входа в сапожную
мастерскую волосатого типа по фамилии Виелонис, которого следовало бы
обойти, что я и сделала, перейдя на другую сторону шоссе к почте, а потом
я еще раз перешла шоссе и оказалась у гигантской старой сосны, под которой
остервенело дрались двое тинейджеров городского вида.