"Уильям Шекспир. Гамлет (Пер.И.В.Пешкова)" - читать интересную книгу автора

Москве. И претензий в книге раз в десять больше. К переводу, то ли
прозаическому, то ли поэтическому (строфика поэзии, ритмика прозы) приложено
27 этюдов, "экскурсов в текст", хотя и сам перевод можно было бы назвать
одним большим экскурсом в текст {18}. Н. Коршунова не утруждает себя
переводом с английского языка. Для перевода она использует все известные, а
скорее неизвестные ей, если говорить серьезно, языки: живые, мертвые,
гипотетические. И переводит она по большому счету не на русский, во всяком
случае не на общедоступный русский, а на язык своего солилоквиума, на язык
своих потаенных мыслей, надо полагать. Мне эти мысли во многих случаях
остались недоступны.
Но все претензии, и В. Поплавского, и Н. Коршуновой кажутся совершенно
невинными по сравнению с претенциозностью А. Чернова. Тут и два
издательства, одно из которых парижское, и бумага не наша, и цена -
запредельная. А что Чернов сделал с Шекспиром, в одном абзаце и не скажешь.
Если Поплавский весело переводил на язык массовой коммуникации РФ начала XXI
века, Коршунова - грустно на свой тайный язык (и оба выполнили задачу вполне
честно), то Чернов принялся смешивать два эти ремесла и тем скрыл истинные
цели - продемонстрировать свой поэтический дар, который, кстати, у него
несомненно есть. Только не стоило в жертву этому дару приносить текст У.
Шекспира, и стилистически, и сюжетно имеющий мало общего с пьесой А.
Чернова.
Если то, что проделывали с "Гамлетом" в первой половине XIX века можно,
использую термин А.Е. Махова, назвать переводом-присвоением {19} (так тогда
было принято), то то, что стали делать в начале XXI смело можно назвать
переводом-паразитированием. Так, паразитируют на славе шекспировского
"Гамлета" Н. Коршунова со своими псевдонаучными изысканиями, В. Поплавский -
со своим стилистическим новоязом и особенно А. Чернов со своими
постмодернистскими поползновениями, якобы научными, якобы художественными.
Например, широко разрекламированная задолго до появления книги трактовка
образа Горацио как предателя начинается так: "Горацио (Horatio) - это имя не
имеет никакого отношения к античному Горацию, который и пишется-то по-иному,
через латинское "с"" {20}. Человеку, не обремененному знанием латыни (а кто
сейчас всерьез обременен?) стоило бы открыть словарь или обратиться к
специалисту, правда не такому, который будет переводить и толковать ему
текст "Гамлета" с "раннесреднеанглийского оригинала" {21}. Понятно также,
что человеку столь же не обремененному и достаточным знанием новоанглиского,
язык Шекспира может показаться раннесреднеанглийским! Конечно, с такой
глубиной проникновения в подлинник в пьесе можно увидеть и беременную от
Гамлета Офелию, и предателя-доносчика Горацио, который к тому же еще и топит
ее зачем-то... Однако, при поверхностном знакомстве текст выглядит вполне
благопристойно, подтасовки сделаны достаточно тонко, и читатель поймет, что
над ним поиздевались, назвав переводом то, что переводом ни в коей мере не
является, только (в лучшем случае) в самом конце трагедии.
Итак, при всем многообразии переводческих зеркал, повернутых, как мы
видели преимущественно "глазами в душу" самого переводчика, у нас не было
(по крайней мере в последние полвека) зеркала непосредственно направленного
на текст "Гамлета" У. Шекспира, не было хотя бы попытки адекватного
перевода-понимания (не перевода-присвоения, не перевода-паразитирования!),
понимания именно того, что собственно есть в дошедших до нас текстах
Шекспира.