"Уильям Шекспир. Гамлет (Пер.И.В.Пешкова)" - читать интересную книгу автора

3. Раз королю не интересна пьеса,
Нет для него в ней, значит, интереса {12}.

Интересно, что и новые, уже постсоветские переводчики, стремящиеся по
определению к преодолению традиции, странным образом ничуть не интересуются
подлинными источниками текста "Гамлета". На уровне деклараций не так только
у А. Чернова: "Предлагаемый читателю перевод (двадцать первый русский
перевод "Гамлета", считая с выполненного А.С. Сумароковым в 1748 г.) сделан
мною по тексту Второго кварто и Первого фолио. Выбор варианта каждый раз
определялся доступной моему пониманию логикой развития сюжета" {13}. Эта
цитата могла бы стать концевым эпиграфом ко всей переводческой традиции в
отношении "Гамлета".
Во-первых, подпадая под влияние традиции (а что Чернов находится в
смысле точности перевода совершенно в русле традиции, повторяя все ее
основные ошибки, сомнений не вызывает), переводчик ее толком и не знает:
пьесу Сумарокова никак нельзя назвать переводом даже по меркам XVIII века
(если Чернов не открыл какого-то иного Сумарокова - А. С., но скорее это
влияние недавнего юбилея Пушкина), а уж коль начинать считать с Александра
Петровича Сумарокова, то перевод Чернова оказывается не 21-м, а по меньшей
мере 23-м, но с подсчетами, которых у А. Чернова в сопроводительных статьях
очень много, вообще дело плохо: арифметику переводчик подгоняет под свои
замыслы так же легко, как и текст оригинала.
Во-вторых, при ближайшем знакомстве с переводом становится ясно, что
априорно существует "логика развития сюжета", данная в понимание А. Чернова,
а потом уже два источника текста, де(кон)струк(т)ированные этой логикой под
прокрустово ложе представлений поэта о постмодернизме.
Черновский финал традиции достоин ее начала, даже праначала, того
самого пресловутого перевода А.П. Сумарокова, а потом и романтизированного
"Гамлета" М.П. Вронченко, Н.А .Полевого, А.И.Кронеберга. Тут традиция была
заложена, и, несмотря на несомненную тенденцию к уточнению, приближению к
оригиналу (через три прозаические перевода Н.Х. Кетчера, А.М. Данилевского,
П.А. Каншина и поэтический перевод великого князя Константина Романова
шестистопным ямбом, что давало больше возможностей для буквального
перевода), эта традиция в дальнейшем поддерживала и питала сама себя.
Какие-то различия касались стиля и отчасти языка перевода, меняющегося со
временем.
Последнюю попытку смыслового уточнения предприняли М.Л. Лозинский, А.Д.
Радлова, М.М. Морозов и Б.Л. Пастернак в промежутке с 1933 по 1940 годы.
Причем уже Пастернак явно стремился переводить в первую очередь не букву, а
дух Шекспира. Считается, что перевод Радловой "хромает" в поэтическом
отношении. Переводы Лозинского и Пастернака - слишком поэзия в узком смысле
этого лова. Лозинский во всеоружии стиха первой половины XX века делает
текст чересчур гладким поэтически, несколько рафинированным, по-своему
улучшает стих Шекспира. По-своему улучшает Шекспира и Пастернак, отклоняясь
уже не в обобщенно-поэтический, а в индивидуальный стиль, собственный,
пастернаковский. Поэтика Пастернака преодолевает поэтику Шекспира. "Гамлет"
Пастернака - несомненно, произведение конгениальное "Гамлету" Шекспира, но
другое, в частности существенно более одноплановое произведение. Однако,
даже небуквалистский подход Пастернака не помешал тому, что почти все
смысловые ошибки традиционных переводов в его "поэме" сохранились.