"Лев Шейнин. Исчезновение ("Записки следователя") " - читать интересную книгу автора

Голомысовым не уличали Глотника, а он сам рассказывал все, что хотел. Лишь
изредка, когда он невольно уклонялся от сути дела, мы возвращали в нужное
русло стремительно струившийся поток его показаний. Искусство допроса
обвиняемого, как мне кажется, состоит не только в умении задавать вопросы,
но и в умении выслушивать ответы, не только в том, чтобы спрашивать , но и в
том, чтобы иногда только слушать , впитывая в себя все детали того, что
обвиняемый говорит, как он это говорит и почему говорит.
- Я женился на Елочке в тысяча девятьсот сорок третьем году, она давно
мне нравилась, - нравилось мне, как она смеялась, как она ходит, как она
говорит, как она красит губы, как она кокетничает... Мне нравились ее лицо и
ее фигура, ее глаза и ее ноги, все мне в ней нравилось... Меня не смущала
разница лет, и я не очень об этом задумывался, вероятно полагая в глубине
души, что это она, а не я, должна думать...
Потом я понял, как был неправ... Когда она дала согласие стать моей
женой, я тоже не задумывался над тем, почему она согласилась? Потому ли, что
любит меня, или потому, что ей было трудно жить одной с ребенком и старой
матерью, а я, как она находила, был "хорошей партией"... Меня устраивало,
что эта молоденькая, хорошенькая, кокетливая женщина будет принадлежать мне,
и я думал, что это и есть счастье... Правда, я никогда не был монахом, вел
довольно распутную жизнь, я очень люблю женщин, и, вероятно, они развратили
меня, как я развращал их... Мы с вами интеллигентные, хотя и разные люди, и
вы должны согласиться со мной, что в таких случаях процесс развращения
происходит взаимно, не так ли?
Мне было очень; хорошо с Елочкой первые два месяца. Она оказалась, как
я и предвидел, интересной женщиной, и это меня радовало, потому что я сам,
если уж говорить откровенно, сладострастник.
Тут Глотник на минуту прервал свой довольно гладкий рассказ, снова
отпил воды из стакана, потом, махнув на какую-то свою мысль рукой,
продолжал:
- Да, надо говорить откровенно, иначе невозможно объяснить все, что
произошло. В общем, через два месяца мне все это приелось. Мне захотелось
новой женщины, черт бы меня побрал!.. И начался роман с Нелли Г. Ее тоже
хватило на месяц. Тогда я познакомился с Люсей Б., и - хотите верьте, хотите
нет - у меня было такое впечатление, что уж эта устроит меня на всю жизнь...
Но и тут меня - или ее, не знаю, как сказать, - хватило на два месяца. Да,
не больше. Елочка стала раздражительна, нервна, криклива, начала устраивать
мне сцены, оскорблять меня как мужчину... Она была уже беременна, и я
проклинал себя за то, что допустил это, понимая, как будет трудно ее
оставить... А то, что оставить ее нужно, - сомнений у меня не вызывало... К
этому времени я окончательно запутался между Нелли и Люсей... и еще одной
девушкой - Шурой, о которой вы, видимо, еще ничего не знаете...
И вот однажды, в самом начале прошлогодней осени, после очередного
скандала, у меня впервые мелькнула мысль, что надо ее убить... Честное
слово, я сам тогда испугался этой мысли!..
Но через неделю она снова пришла мне в голову и уже потом не уходила...
Знаете, я как-то постепенно с нею сжился, с этой мыслишкой, и она стала
расти, расти и обрастать какими-то подробностями: как убить, где убить, чем
убить... В конце концов она стала уже не мыслишкой и даже не мыслью, а целым
планом, продуманным во всех деталях... Мы жили на даче в Болшеве. Я хорошо
знал лес, ведущий от станции Осеевской к Болшеву... Я решил убить Елочку в