"Лев Шейнин. Исчезновение ("Записки следователя") " - читать интересную книгу автора

при сложившихся обстоятельствах буду поставлен в Комиссии партийного
контроля в весьма сложное положение, тем более что по партийной совести я
буду обязан сказать, что не могу ручаться за то, что Глотник действительно
убил свою жену, хотя в деле имеется ряд серьезных косвенных улик.
И тут, как это всегда бывало в серьезные минуты моей следственной
работы, я обратился к тому, что считал в ней главным: к теории
психологического контакта и обращения к добрым началам в душе обвиняемого,
без чего, как я всегда верил, верю и буду верить, следствие теряет свои
благородный и государственный смысл. Да, государственный, потому что задача
советского правосудия заключается как в том, чтобы обнаружить преступника,
так и в том, чтобы его перевоспитать, и начинать это надо уже со стадии
следствия.
И мы с Голомысовым пошли в тюремную больницу к Глотнику.
Я начал с того, что пристыдил Глотника за его поведение, тут же,
однако, сообщив, что его заявление направлено адресату. Я не упрекал его за
жалобу, но отметил, что он стал на путь клеветы, а это еще никому не
помогало. Откровенно рассказав Глотнику причины, по которым мы пришли к
выводу о его виновности, я предложил ему хоть на минуту мысленно поставить
себя на наше место и честно сказать, как бы действовал он. Глотник слушал
все это внимательно, и было заметно, что переживания последнего года дались
ему не легко.
Я сказал ему и об этом и нарисовал психологическую картину его
состояния в течение этого времени - ужас совершенного, страх перед
расплатой, необходимость сокрытия следов преступления, постоянная и страшная
необходимость всегда и при всех играть роль, любящего мужа, надломленного
загадочным исчезновением любимой жены, надежда на то, что дело в конце
концов заглохнет, потом новая тревога - в связи с расследованием дела о
красителях, потом радость, что нет худа без добра и именно дело о красителях
само собой "спишет" дело об исчезновении жены, потом новый приступ страха,
когда выяснилось, что нет, не "списали" и этого дела, потом улики и его
отрицания, улики и его ложь, и опять улики, и опять ложь.
Видимо, это была очень точная схема того, что пережил Глотник, потому
что он слушал меня, широко раскрыв глаза, удивленный тем, что я говорю с ним
задушевно и тепло, хотя только что прочитал его клеветническую жалобу. Потом
он начал тихо плакать и вдруг, вскочив с кровати и рванув свою белую
больничную рубаху, закричал:
- Да, я, я убил Елочку!.. Пишите, скорей пишите протокол, пока я не
передумал!..
Голомысов налил стакан воды и дал его Глотнику. Стуча зубами о края
стакана, он сделал несколько глотков, облил свою рубаху и снова, весь дрожа,
закричал:
- Пишите, скорей пишите, а то я боюсь, что передумаю, духу не хватит,
боюсь!.. Боюсь!..
Надо было видеть и слышать, как он выкрикивал это слово "боюсь", чтобы
понять, как действительно боится этот несчастный, опустошенный всей своей
нелепой и грязной жизнью человек, что у него "духу не хватит", да, не хватит
духу сбросить со своей совести чистосердечным признанием, как рывком,
страшный груз преступления, который он нес столько месяцев...
Потом он немного успокоился и стал рассказывать, По существу, снова
начался допрос, отличавшийся от предыдущих лишь тем, что теперь мы с