"Лев Романович Шейнин. Брегет Эдуарда Эррио (Из 2-й книги 'Записок следователя', Рассказ) " - читать интересную книгу автора

сильным, чистым ветром ворвались события последних дней в души этих двух
людей и как доверие, оказанное им, пробудило в них веру в самих себя, ту
самую веру, с которой человек способен и на подвиг, и на чудо, ту самую
веру, которая помогает людям перестраивать землю и завоёвывать небо.
Впрочем, Васильев не сомневался в том, что даже возвращение в тюрьму не
остановит нравственный процесс, начавшийся в душе Музыканта и "Плевако", и
что это, конечно, учтёт суд в своём приговоре.
Когда деловая часть разговора закончилась, Васильев поднял трубку
телефона и позвонил Крастину. Он доложил, что брегет возвращён Эррио, а
Музыкант и "Плевако" сдержали слово и находятся у него в кабинете. Выслушав
это сообщение, Крастин немного помолчал, а потом тихо сказал:
-- Я не сомневался, что так и будет. Молодцы! Ты что собираешься теперь
делать?
-- Хочу вызвать "ворона" и отправить обоих в "Кресты".
-- Гм, в "Кресты"... Ну да, ничего не поделаешь... Гм... Только
"ворона" не вызывай, а я пришлю свою машину. И отвези их сам. Без конвоя.
Понятно?
-- Вполне, Иван Андреевич, -- ответил Васильев.
Через полчаса в открытой комфортабельной машине губернского прокурора
ехали Васильев, "Плевако" и Музыкант. Они сидели рядом на заднем сиденье.
Весёлый, солнечный полдень сверкал на улицах города. Васильев велел
шофёру сначала ехать на Острова, а потом в центр Ленинграда, и ехать не
торопясь. За бортами машины проплывали дворцы, зелёные сады, узорчатые
чугунные мосты, широкие тротуары, гранитные набережные. Из парков
доносились весёлые крики играющих детей, свежий, пьяный от солнца ветер
свистел навстречу машине, уверенно и мягко рокотал мотор. На Островах
машина развернулась, и вот уже расстилается за её бортами необъятное
Марсово поле, слева раскинулся Летний сад, а потом снова дворцы и
набережные, сады и опять дворцы, широкие проспекты, звонки трамваев и
лакированные экипажи извозчиков, которых тогда ещё было великое множество.
А на тротуарах и перекрестках шумные, весёлые толпы гуляющих.
И был в этом удивительном маршруте в "Кресты" через весь солнечный,
нарядный, радостный город особый, великого значения смысл, пробуждавший
уверенность в том, что и "Плевако", и Музыкант ещё смогут вернуться на эти
прямые, широкие улицы, в эти зелёные парки, в этот прекрасный, неповторимый
город, смогут стать равными среди равных...


Была уже поздняя ночь, когда Васильев закончил свой рассказ. Мы сидели
на пустынной набережной. Город давно уснул. И когда Васильев замолк, нас
сразу окружила удивительная, предрассветная тишина, только подчёркиваемая
тонкими свистками ночных буксиров, проплывающих по Неве.
-- В рассказанной вам истории, -- сказал после долгой паузы
Васильев, -- есть, однако, ещё один штрих. Он открывает оборотную сторону
медали. Дело в том, что в тот самый вечер, когда брегет снова очутился в
кармане Эррио, у одного из советских людей, его сопровождавших, исчез
бумажник. Как видите, Хирург не выдержал и "тряхнул стариной" дважды... Ни
"Плевако", ни Музыкант ни слова мне об этом не сказали. При очередной
встрече я спросил обоих: не знают ли они о краже бумажника? Музыкант
засмеялся и ответил, что он в курсе дела и что, по его мнению. Хирург