"Лев Романович Шейнин. Брегет Эдуарда Эррио (Из 2-й книги 'Записок следователя', Рассказ) " - читать интересную книгу автора

И только после этого, усадив за стол деда и Фильку, Хирург разъяснил
последнему, кого он обокрал.
Через час приехали Музыкант, "Плевако", Ванька-ключник и Мондра Глова,
за которыми послали нарочных. Началось новое совещание, и все поддержали
предложение Хирурга -- поручить самому лучшему карманнику незаметно сунуть
брегет в карман Эррио, как будто кражи вообще не было.
-- Это сразу позор смоет, -- сказал Хирург. -- Но сделать это надо
тонко, с умом. А так как все вы чисто работать не умеете, придётся мне
стариной тряхнуть, тем более что при моей солидности мне легче будет
подойти к этому Эррио... Я знаю, где он остановился, поеду туда...
И Хирург стал спешно бриться, а потом надел свой лучший костюм и
тщательно протёр стекла пенсне, что он всегда делал в особенно значительных
случаях. К этому времени появился и Музыкант, которого тоже удалось
разыскать.
Музыкант с восторгом выслушал новость и поддержал предложение Хирурга.
Они вдвоём пошли в отель, где жил Эррио. Им повезло: в тот вечер Эррио
направлялся в оперный театр. Они последовали за ним.
В первом же антракте Хирург незаметно приблизился к Эррио, когда тот
гулял по фойе, и "тряхнул стариной".
Брегет оказался в кармане почётного гостя.
Всё это рассказали Васильеву Музыкант и "Плевако". Васильев слушал их
очень внимательно и думал о том, что ставка на доверие ещё раз выдержала
экзамен, и о том, как обрадуется Крастин, решившийся на этот шаг, и что
теперь Крастину будет легче отстаивать то, что нередко вызывало ироническую
усмешку, скептические замечания, а иногда и прямые обвинения в наивности и
"гнилом либерализме".
Дело в том, что в те годы ещё не было ни знаменитых трудов Макаренко,
рассказавшего миру о разительных результатах перевоспитания бывших
уголовников в трудовых коммунах, ни горячих и мудрых статей Горького,
посвящённых этой же теме, ни опыта "перековки" людей на
Беломорско-Балтийском канале и канале имени Москвы, -- опыта, удивившего
весь мир; не были ещё опубликованы труды Феликса Дзержинского, который в
самые тяжёлые годы самой острой борьбы с внешней и внутренней
контрреволюцией отдавался всем сердцем всё тем же проблемам.
С другой стороны, противники ставки на доверие не понимали или делали
вид, что не понимают того, что речь идёт вовсе не об огульном доверии ко
всем уголовникам или об идеализации их характеров, их "традиций", их быта.
Сторонники ставки на доверие отдавали себе отчёт в том, что есть
преступники, с которыми должна вестись самая беспощадная борьба, и что
исправление таких преступников невозможно. На этом своеобразном фронте
борьбы с уголовной преступностью требовалось умелое сочетание наказания с
воспитанием, требовалась очень гибкая и многообразная тактика, исключающая
какой бы то ни было огульный и уже по одному этому порочный подход к этой
трудной и важной проблеме.
Теперь, слушая "Плевако" и Музыканта, Васильев, помимо прочего, думал
(и об этом горько было думать!), что вот сейчас они закончат свой рассказ,
и он, конечно, поблагодарит их за старание и поздравит с успехом, а
потом... вызовет тюремную машину и отправит обоих в камеру.
Как следователь, Васильев был обязан поступить именно так, а не иначе.
Как человек, он хотел бы поступить по-другому, потому что понимал, каким