"Аскольд Шейкин. Дарима Тон" - читать интересную книгу автора

себя дела он едва не выругался. И суть заключалась вовсе не
в том, что это "он" там, на экране, оказался зажат темнотой.
С никогда не бывалой прежде яркостью ему вдруг вспомнилось
то, как прошлой осенью на 463-й скважине ударил фонтан, и
вспыхнул пожар, и вся их бригада ринулась укрощать эту сти-
хию, а сам он получил приказ во что бы то ни стало отстоять
нефтехранилища. (Взорвись они - не спасся б никто.) В его
распоряжении была только струя воды из пожарной кишки.
Огонь обступал не только с боков, но и сзади. Пришлось
почти по грудь войти в ледяную воду. Дело он сделал, но из
озера его потом выносили: мускулы ног, рук, спины онемели от
холода. Уже не надеялись, что вообще удастся спасти. Боя-
лись, что остановится сердце.
Наконец он сумел проглотить подкатившийся к горлу комок и
произнес:
- Здорово. Тяжелая у вас, братцы, работа.
- Ты знаешь... - Дарима Тон прижалась к нему плечом. -
Подумать так над своею жизнью - и право, и счастье. Хорошая
книга переворачивает судьбу.
- И мою бы тоже?
- Наверно. Если это будет тот автор, та книга.
- Интересное дело. И что бы такое я смог о себе узнать?
- Это мне неизвестно. Я не писатель.
- Интересное дело, - уже с обидой, заносчиво повторил
Зубцов. - Ну так давай, режь правду-матку!
- Не могу, - ответила Дарима Тон.
- В кусты? Да? Эх ты! Тоже мне!..
- Ты же знаешь: сейчас я технически не могу оставить тебя
с таким произведением наедине.
- Ну и что? - Зубцов любил задавать этот вопрос.
- Но читать о себе в присутствии постороннего? Ко всеоб-
щему сведению выплескивать душу?
Зубцов ответил не сразу. Получалось-то, как ни крути, что
мнение о нем этой далекой гостьи было вовсе не самое благоп-
риятное. Куда там! Иначе разве стала бы она опасаться этого
"выплескивания" его души? Снисходит. Он же наивным дурачком
расстилался.
- Какие тонкости! - презрительно сощурился он.
- Да. - Дарима Тон высвободила из его руки свою ладонь. -
Да! На планете нас гораздо больше, чем вас. Взаимное уваже-
ние, собственная непритязательность - основы нашей морали. И
как же иначе?
Ее, конечно, задел его грубый тон. С извиняющейся улыбкой
Зубцов попросил:
- Еще хоть что-нибудь покажи на этом своем экране.
Она, соглашаясь, кивнула. Экран снова вспыхнул. Теперь
его заполняли строчки. По мере того как Зубцов прочитывал
их, они уплывали под верхний обрез экрана.
"Он был одним из тех людей, чья мысль участвовала во мно-
гих крупнейших событиях века.