"Аскольд Шейкин. Дарима Тон" - читать интересную книгу автора

месте, всматриваясь в одну из них, что-то стал в ней делать
руками. Все было таким, как совсем недавно в воспоминаниях
Даримы Тон, и все же с самого первого своего появления на
экране этот парень был странно мил Зубцову - всей фигурой,
каждым движением...
Лицо парня заполнило весь экран. Зубцов испуганно огля-
нулся на Дариму Тон:
- Это же я!
- Да, - тепло улыбнулась она.
Он вопросительно смотрел на нее.
- Да, - повторила она. - Да!.. Зачем вообще люди читают?
Чтобы вместе с героями книг прожить еще тысячи жизней. При-
том в разных обстоятельствах, облике. Не так ли?.. Примеряй
на себя! Сопереживай! Думай!.. Но искусство моего времени
делает такую возможность более полной. В наших фильмах,
рассказах, романах один из героев - сам читатель, со всем
его неповторимым характером и опытом жизни.
Зубцов слушал притихнув. Дарима Тон продолжала:
- Ваших обычных страниц в наших книгах нет. Берешь в руку
кристаллическую пластинку - и мгновенно между тобой и запи-
санным на ней произведением возникают взаимосвязи.
- А слова?
- Их читаешь с экрана.
- И ты взяла эти пластинки с собой?
- Нет. Мое снаряжение экспедиционного типа. Оно немного
иное.
- И потому-то мне приходится держать твою руку?
- Да.
- А если, прости, этот читатель - ханыга, алкаш? Он себя
таким и увидит?
- Все зависит от замысла автора.
- Нашли простачков! Цепью, что ли, читателя там у вас к
книге приковывают?
- Почему? Что ты! Яркость сюжета, необычность обстановки,
строй слов... Да и само то, что это про тебя ведь написа-
но!.. Чем талантливей автор, тем шире читательский круг.
Экран опять осветился. На нем был все тот же эксперимен-
тальный зал Всепланетного исторического института. Но теперь
из всех ячеек на полу, в стенах, в потолке вырывался огонь.
Его струи вышвыривали черные глыбы, странно измятые, распу-
хавшие на лету, и тот же парень (это был все он, Федор Зуб-
цов!) взмахами правой руки испепелял их, потому что при каж-
дом движении из его ладони вылетал белый луч.
Черных глыб становилось все больше. Они заполняли экран.
Уже не было видно парня, и только луч света, сжатый до ле-
пестка, веером разделившийся на несколько стрел, то тут, то
там вспыхивал, не уступал всего пространства этой теснящей
его темноте.
Экран погас.
У Зубцова на глазах были слезы. От столь непривычного для