"Аскольд Шейкин. Дарима Тон" - читать интересную книгу автора

чика, за которой начиналась тропинка к скважине. - Долго пи-
сать? Давай договоримся: твой знак - кружок и в нем точка.
Дарима Тон не отозвалась.
- Какую-то весточку. Я как-никак живой человек.
Она дружески положила ему на плечо руку.
- Не горюй, Федор! Грустные мысли? Зачем?.. Верь, что я
еще много раз прилечу сюда.
"Но ты же сказала, - пронеслось у него в голове, - что
следов твоего пребывания в нашем времени нет. А если ты ста-
нешь здесь еще и еще появляться, неизбежно съедется промыс-
ловое начальство. Да что там! Ученые Москвы! Всего мира!
Растрезвонят на всю планету!.. Значит, никаких твоих приле-
тов не будет. Утешаешь".
Уже стемнело. Зубцов снял с гвоздя на стенке фонарь "ле-
тучая мышь", поставил на стол, зажег.
Разложил на столе консервы, хлеб, колбасу, яблоки, спро-
сил:
- Есть будешь?
Дарима Тон утвердительно кивнула.
- Подогрею чай, - сказал он.
Щепками растапливая печку, Зубцов продолжал:
- Встреча так встреча!
Он говорил подчеркнуто бодро. Теперь он боялся молчания.
Гнал от себя мысль: "Никаких твоих прилетов не будет".
- Но ты же ничего еще не рассказала. А у вас там все
по-другому: работа, еда, книги. И телевизоры, наверное, чу-
до!
- Хочешь прочесть хотя бы одну из наших книг? - отозва-
лась Дарима Тон, тоже явно обрадованная возможностью переме-
нить разговор.
- Захватила с собой?
- Конечно. Записанные, естественно, особым образом.
- Как же я буду читать?
- Сейчас увидишь.
- Давай! - сообщнически воскликнул он.
Дарима Тон поудобней уселась на койке, указала на место
рядом:
- Садись. Возьми меня за руку.
Он послушно опустился на одеяло, прикоснулся плечом к ее
плечу, сжал в своей руке ее узкую ладонь. Все это было ему
неизъяснимо дорого.
- Чтобы ты проще понял главную особенность искусства мое-
го времени, - сказала она, - я прежде покажу отрывок из
фильма, сделанного по такому же способу, каким пишутся наши
книги.
Экран на стенке вагончика вспыхнул.
Это снова была экспериментальная камера, стены, потолок,
пол которой составляли решетки гигантских сот. И парень в
голубой рубашке и серых спортивных брюках птицей парил над
ячейками, то замедляя, то убыстряя полет. Вот он застыл на