"Лев Щеглов. Записки сексолога " - читать интересную книгу автора

шизофрения" стал клеймом для тех, кто был неугоден режиму. Диссидента
Буковского несколько лет держали в психушке: лечили от инакомыслия.
Абсолютно безрезультатно, правда. Что и требовалось доказать.
Безусловно, далеко не все советские психиатры в действительности
разделяли "научные" идеи Снежневского. Некоторые боялись за себя, за
карьеру, за семьи: в психиатрии, как и во всех других областях советской
жизни, за инакомыслие карали. Как минимум, отлучением от профессии. А
советский строй всем казался тогда мощным, вечным и непоколебимым.
Впечатленный историями о "лечении" диссидентов в психиатрических клиниках, я
на каком-то научном семинаре задал вопрос:
- Как нам следует относиться к немецким антифашистам? Ведь они тоже
противостояли режиму!
Мне предложили покинуть мероприятие.
На фоне всех московских научных "открытий" в Ленинграде создалась
другая научная школа. Ленинградские ученые расширили понятие не шизофрении,
а невроза. Невротиков стали оценивать как людей с внутренним конфликтом. И
задачей врачу ставился не подбор лекарственного препарата, а возможность
помочь человеку разобраться в себе, вылечить словом.
В те годы в институте имени Бехтерева работал профессор Владимир
Николаевич Мясищев. Он был учеником самого Бехтерева, много лет учился за
границей, работал с самыми известными психологами и психиатрами. Мясищев
писал гуманные труды о неврозах, стрессах, страданиях. В них он развивал
идеи Фрейда. Узнали мы об этом совершенно неожиданно. К Мясищеву на целых
полгода приехал учиться американский доктор Зифферштейн. Помню, как все мы
бегали смотреть на это живое заморское диво. Зифферштейн нам и объяснил
популярно (через переводчика, естественно), продолжателем чьих идей является
наш коллега.
Еще одним своим учителем я считаю Сергея Сергеевича Либиха. Он
заведовал кафедрой сексологии в Институте усовершенствования врачей (ныне -
Медицинская академия последипломного образования). У него я учился читать
лекции. И если мне удалось освоить преподавание, то это только благодаря
ему. Он взял меня к себе на кафедру преподавателем-почасовиком (без
оформления в штат). Это тогда считалось смелым поступком. Взять же
непартийного еврея в штат преподавателем в те времена было практически
невозможно.
У Либиха было своеобразное чувство юмора. На заре перестройки нам,
преподавателям вышеупомянутой кафедры, сделали странное предложение. Нас
пригласили в Москву - обучать сексологии врачей Кремлевской больницы.
Собственно, сей ангажемент только на первый взгляд выглядит странным. Надо
оглянуться на момент: у советского колосса оказались глиняные ноги. Будущее
работникам Кремлевки виделось весьма туманным. Вот они и решили "на черный
день" подучиться чему-нибудь модному, современному и дефицитному.
Банкет по случаю окончания курса лекций по сексологии шел к концу.
Представьте себе мизансцену. На столах - недопитые бутылки и недоеденные
салаты. Красные лица. Малозначительные застольные беседы. И вдруг Либих
громко и внятно произносит, обращаясь, к врачам Кремлевки:
- Передайте им там, наверху, что у меня проблемы с карьерным ростом.
Все замерли. А Сергей Сергеевич продолжил:
- Я профессор, завкафедрой. Но дело в том, что многие считают меня
евреем. А я не еврей, мои предки-немцы приехали в Россию при Екатерине! Я не