"Вадим Шефнер. Сестра печали" - читать интересную книгу автора

ППНЧ
(Полный Процесс Наведения Чистоты)
1. Чистка зубов.
2. Умывание лица и рук.
3. Причесывание головы.
4. Чистка обуви.
5. Заправка коек.


Но если мы торопились, Костя перевертывал табличку другой стороной -
этого проделать он никогда не забывал. А на той, другой стороне было
написано красными тревожными буквами:
КУУО
(Краткое Ускоренное Упрощенное Омовение)
Костя во все вносил систему. Если б он задумал утопиться, то и здесь он
прежде всего разработал бы для себя инструкцию, как надо тонуть. Но, при
всей своей любви к порядку, человеком он был беспечным и безалаберным. И
если он хорошо учился, то не за счет старательности, а из-за общего
развития. Да и память у него была очень хорошая.
В это утро, совершив КУУО, то есть наскоро ополоснув лица, мы надели
свои нетяжелые пальто, съели по куску хлеба и вышли в коридор. Дверь мы
закрыли, но не заперли - она у нас не запиралась. В квартире жили люди
честные, да и воровать у нас нечего было.
- Постойте, ребята! - серьезным голосом сказал вдруг Володька. Затем
он кинулся обратно в комнату, открыл шкаф, вынул оттуда хлеб и отрезал себе
два куска. На один кусок насыпал сахарного песку и прикрыл его вторым. Шкиля
Володька всегда помнил о еде. Если бы Земле угрожало столкновение с Луной,
то он, за пять минут до мировой катастрофы, воспользовавшись всеобщей
паникой, забрался бы в продовольственный магазин и погиб бы не из-за
столкновения миров, а из-за своей прожорливости.
Дожидаясь Володьку, я бросил взгляд в нашу комнату. Койки, конечно,
остались неприбранными. И только постель Гришки была аккуратно заправлена.
Серое, с тремя синими полосами одеяло лежало ровно, без единой складочки, и
подушка в изголовье белела, как маленький сугроб, пухлая и непримятая.
Мы добежали до трамвайной остановки, и скоро подошел наш номер. Ехать
было не близко: техникум находился на другом конце города, на окраине. В
трамвае было свободно, главный поток пассажиров уже схлынул. Нам достались
сидячие места. Вагон был весь проморожен, он скрипел от тряски. Пассажиры
стучали ногами в пол, чтобы хоть немного согреться. В вагоне стоял топот -
можно было подумать, что мы не едем, а все куда-то бежим на месте. На
стеклах лежал толстый бархатистый слой инея, и на нем видны были следы
метлы, - должно быть, ночью в трампарке пробовали счистить со стекол
людское дыхание, да так и не счистили, а за утро иней нарос сызнова. Мне
было зябко в моем полубумажном пальтеце. Морозы все продолжались, хоть
теперь они стали не такими лютыми, как в дни недавней финской войны.
Я сидел, топал ногами и думал о том, как же это так вышло с Гришкой.
Когда его привезли с Карельского перешейка в госпиталь, нам сразу же
позвонили и сказали, что у него серьезное ранение, но первые четыре дня к
нему не пускали. Наконец позвонила дежурная сестра и сказала, что впуск к
Семьянинову свободен и что Гришку мы можем посещать втроем, по его личной