"Джек Шэфер. Шейн (вестерн)" - читать интересную книгу автора

ее не заметили.
- Ну-ну, - сказала она, - вы что, на меня и посмотреть не хотите?
Оба остановились и оба уставились на нее.
- Я правильно сделала? - спросила она у Шейна. - Так они носят?
- Да, мэм, - сказал он. - Примерно так. Только у них поля пошире.
И повернулся обратно к своему корню.
- Джо Старрет, - сказала мать, - может, ты хотя бы скажешь мне, нравлюсь
ли я тебе в этой шляпке?
- Послушай, Мэриан, - сказал отец, - ты знаешь чертовски хорошо, что, в
шляпке ты или без шляпки, нет для меня на этой зеленой земле Господней
ничего прекраснее, чем ты. А теперь не мешай нам больше. Ты что, не
видишь, что мы заняты?
И тоже отвернулся к своему корню.
У матери лицо стало красное. Она рывком развязала бант и сорвала шляпку с
головы. Стояла и раскачивала ее в одной руке, держа за концы пояса. Волосы
у нее растрепались, она просто бешеная стала.
- Гм-м! - произнесла она. - Довольно чудный вид отдыха вы себе нашли
сегодня...
Отец опустил топор на землю и оперся на топорище.
- Может, это тебе и кажется чудным, Мэриан. Но лучше отдыха, чем этот, у
меня не было, сколько я себя помню.
- Гм-м! - сказала мать снова. - Только вам в любом случае придется на
время прервать ваш отдых и заняться тем, что, надо полагать, вы бы назвали
работой. Обед на печи, горячий, и ждет, чтоб его подали на стол.
Она резко повернулась и зашагала прямо к дому. Мы все трое побрели за ней
следом и принялись за еду в неловком молчании. Мать всегда считала, что
человек за едой должен вести себя благопристойно и вежливо, особенно при
гостях. Ну, она и сейчас вовсю соблюдала благопристойность и вежливость.
Она была подчеркнуто любезна, говорила одна за всех, но ни слова не
промолвила о своей шляпке, лежащей на стуле возле печки, там, где она ее
бросила. Вот только вежлива она была сверх меры, и это не сулило ничего
хорошего. Уж слишком она старалась быть любезной.
И, тем не менее, двоих мужчин за столом такое ее поведение ничуть не
трогало - по крайней мере, с виду они рассеянно слушали ее разговоры,
отвечали, когда она обращалась к ним с каким-то прямым вопросом, но
остальное время хранили молчание. Мысли их вертелись вокруг старого пня и
вокруг того, что этот старый пень вдруг стал значить для них, и им не
терпелось снова за него взяться. Чем он их так зацепил?..
Когда они вышли, а я остался помочь матери с посудой, она начала
потихоньку напевать про себя, и я понял, что больше она не злится. Уж
слишком заедало ее любопытство, чтобы еще для чего-то место осталось.
- Что там происходит, Боб? - спросила она. - Что в этих двоих вдруг
вселилось?
А я сам толком не знал. Ну, я попробовал, как мог, рассказать ей про
Ледьярда и про то, как наш гость обрезал его с этим культиватором. Только,
наверное, я что-то не так говорил, потому что, когда я рассказывал, как
Ледьярд его обзывал и как поступил Шейн, она разволновалась, вся красная
стала.
- Что ты говоришь, Боб? Ты его боялся? Он тебя напугал? Отец бы никогда не
позволил ему тебя обидеть.