"Лао Шэ. Под пурпурными стягами (Роман) " - читать интересную книгу автора

свекровь сидела в комнате моей тети. Вытаращив глаза и раздувая отвисшие
мешки на щеках, она объясняла самый действенный способ лечения от угара.
Тетя, всунув в угол рта старую трубку с нефритовым мундштуком, хорошо
отработанным движением зажгла табак с цветочками орхидеи. Она была
готова броситься в бой, о чем говорили ее взметнувшиеся вверх брови.
- Этот рецепт помогает излечить любой, даже самый тяжкий, недуг! -
сказала свекровь, приведя в доказательство классические книги.
- При родах никаких рецептов не требуется! - перешла в наступление
тетя.
- Смотря кто рожает! - В словах свекрови слышалось плохо скрытое
злорадство.
Длинная черная трубка вылезла из уголка тетиного рта.
- Кто бы ни рожал, никаких рецептов от угара не требуется! -Чубук
трубки оказался прямо перед носом собеседницы.
- Ах-ах! Уважаемая тетушка! - Свекровь умышленно прибегла к этому
почтительному обращению. Недаром говорят: "Сначала церемонии, а потом
нападение!" - Если женщина угорит, она родить не сможет! - Ее атака была
просто уничтожающей.
Обе старухи схватились в словесной перепалке, а моя сестра в это
время гадала: горевать ли ей оттого, что мать все еще лежит без
сознания, или радоваться братцу, которого она держала сейчас у своей
груди. Хорошо, что она согрела меня, иначе моя жизнь в тот холодный день
подверглась бы серьезному испытанию, какими бы силами я ни обладал!
Вторая сестренка тихо плакала в соседней комнате.
2
Когда тетя находилась в добром настроении, она даже позволяла себе со
мной шутить, тем самым оказывая мне знак особого своего расположения.
"Щенячий хвостик!" - называла она меня, на что была своя причина. Ведь я
родился в конце года Усюй - "года собаки", как бы на самом его хвосте.
Однако тетин юмор, даже когда она находилась в хорошем расположении
духа, почти никому не доставлял удовольствия. Мне, например, очень не
хотелось быть щенячьим хвостом! Так ранить достоинство ребенка могла
только тетя! Понятно, ничего особенно дурного в этой кличке не было, но
все же тетка поступала нехорошо. Даже сейчас, когда я иногда прохожу по
переулку Собачий Хвост, мои щеки заливает краска стыда.
Впрочем, довольно о хвостах! Лучше я расскажу о чем-то более важном,
например о том, что мне удалось увидеть в последние годы Маньчжурской
империи - в пору "догорающих свечей". "Пейзаж уныл, когда солнце садится
за дальние горы", - так писали когда-то в стихах. Увы! В те дни,
пожалуй, только одна свекровь сестры продолжала кичиться тем, что она
дочь маньчжурского сановника и жена цзолина. Все, кто ее слышал,
прекрасно понимали, что ее напыщенная поза ничего не стоит, а весь ее
апломб насквозь показной и, как говорится, держится лишь на кончике
языка. Даже продавцы лепешек, приходившие к старухе за долгом, нисколько
ее не боялись и, тыкая в ее сторону пальцем, кричали: - Лепешки ела?
Ела! Значит, и плати за них! Шабаш! Надо сказать, что бедняки вроде нас
всегда ощущали на своей шее веревку, которая затягивалась с каждым годом
все туже и туже. А ведь мы причислялись к разряду маньчжурских военных и
получали от властей пособие, пусть даже небольшое: всего три ляна,
которые ежемесячно приносил отец. К жалованью добавлялся рис, что