"Владимир Щербаков. Семь стихий (Научно-фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

солнце припекало, и пришлось перебраться к скалам - там были и зелень и
тень.
Я задремал. А когда открыл глаза, то увидел у самого уреза моря
Валентину. Но возвращаться мне было рано: едва ли прошел час с тех пор,
как я стал робинзоном.
Валентина что-то искала: низко наклонялась, разглядывала песок и
ворошила его ладонью. Я думал, она собирает ракушки или камешки: это
детское занятие удивительно шло длинноногой барышне в модном купальнике.
Но я ошибался: в левой руке она держала сумочку вишневого цвета с узким
ремешком и туда ссыпала то, что находила на берегу. Прошло полчаса. И
вовсе незаметно было, чтобы сумочка стала тяжелее или сколько-нибудь
наполнилась добычей. Это ее так занимало, что я решил подобраться ближе и
раскрыть маленький секрет, тем более что она вряд ли бы меня заметила. И
вот я увидел: она собирала песчинки; пристально всматривалась, сортировала
песок на ладони, даже дула на него, выбирала какие-то невидимые крохи и
прятала их.
Я улыбнулся. Валентина, кажется, охотилась за редкостями. Найти
звучащую песчинку непросто. Даже миллиард кварцевых или гранатовых
осколков не заставит заговорить звукоскоп, если только не повезет. Это не
синтетические пылинки, которые иногда специально рассыпают в заповедных
лесах, в разных глухих чащобах, на звериных тропах и на дне рек. Едва
видимый элемент памяти записывает звуки. А если их много, то, собрав
вместе, можно составить полную картину, представить и полет птиц, и ход
рыбы (рыбы тоже издают звуки!), хорошо бы, конечно, все это видеть, но сто
раз услышать тоже неплохо.
Валентина надеялась на чудо. Найти именно такую песчинку, какая ей
была нужна, очень трудно. Звук может сохраниться в кристаллике с
определенным набором примесей, но чаще всего его не удается усилить даже с
помощью самого чуткого прибора. Разве только если охотник родился в
рубашке. Да и что может остаться на морском берегу от прошлого: шум
прибоя? плеск ленивой рыбы? раскаты грома и рокот тропического ливня? Они
повторяются вновь и вновь и скорее стирают следы времени, затушевывают его
приметы. Неужели ей посчастливится?
...Совсем рядом поднималось над синим зеркалом вод зеленое закатное
зарево. Берег, золотистый пляж вызывали далекие воспоминания о каком-то
заколдованном парке, где исчезает время, превращаясь в мириады песчинок,
где пролетают с криками птицы, махая радужными крыльями, садятся на песок,
клюют песчинки и опять улетают в дальние страны, унося груз времени. Будто
бы живет такой зачарованный сад только настоящим: войди - и забудешь все
на свете и будешь думать только о том, что увидишь там: о пальмах, о
ласкающихся пушистых зверях, о бесконечной пряже лучей, посылаемой солнцем
для румяных пригожих прях, дев из сказок.
А вода - это продолжение мира надводного. Кажется, в зыбких летучих
волнах найдешь и солнце, и птиц с чарующими голосами, и прях, заклинающих
невесомую пряжу (она ссыпается к их ногам пушистыми блистающими куделями,
а белые руки их тянут нить с золотого веретена). И послушно вращается
солнце, уступая ласковому понуканию тонких пальцев. И скатывается с чаши
небесной все ниже!
Околдованная видением этого сада, Валентина вошла в воду.
Ближний к воде ее след на песке быстро размыло водой. Она казалась