"Александр Щербаков. Скачущий череп (Страшные истории)" - читать интересную книгу автора


Зов покойницы

Ну, что в прудах и озерах живут водяные и русалки, в лесах - лешие, в
домах - домовые, это было, как уже говорил, всем известно, почти обыденно и
воспринималось как само собой разумеющееся.
Знали многие также, что души умерших могут прилетать домой, к родным,
оставленным на земле, или в виде ласточки, голубя, если она (душа)
принадлежала человеку доброму, светлому, или в облике совы, если покинула
человека темного, угрюмого. Однако изредка случалось и так, что души
являлись в точном образе тех людей, которым они принадлежали в земной жизни.
Общение с такими душами умерших не поощрялось, более того - было
предосудительным и даже греховным, как общение с неким наваждением,
внушенным злою силою для соблазна.
...Филат был, пожалуй, самым незаметным человеком в деревне. Ничем не
выделялся среди прочих мужиков - ни броским мастерством, ни буйным норовом,
ни красными речами... Напротив, человек он был молчаливый, нрава тихого и
покладистого, работал самые рядовые колхозные работы - на посевной подвозил
семена, на сенокосе отбивал литовки и правил стога, на хлебоуборке отгружал
зерно в мешках и бестарках... А войдя в года, больше всего сторожил - то на
зерновом току, то в бригадной избушке. В селе вообще показывался редко, что
делало его еще более незаметным человеком.
Но однажды случилось такое, что сделало его в некотором роде знаменитым
в последний год жизни. Печально знаменитым, в самом точном смысле этих слов.
А случилось то, что умерла его жена, такая же тихая и незаметная, как
он сам, и вскоре с Филатом стало твориться неладное. Филат шибко затосковал
по своей умершей половине, и сын Куприян, живший с ним, и невестка стали
замечать, что по ночам он вроде как бредит - беседует с покойницей. Сын
сначала молча сочувствовал ему, потом стал увещевать и даже выговаривать,
что нехорошо это и грешно - эдак тосковать по покойнику, беспокоить его дух
и тем гневить Бога. Тогда Филат, спавший на печи, стал выходить ночью в
ограду, чтобы его беседы с новопреставленной никому не мешали.
Один раз, проснувшись среди ночи, сын услышал, как заворочался на печи
отец, как слез на пол, сдернул с вешалки свой дождевик и тихо, стараясь не
шуметь, вышел в сени. Раньше бы Куприян не обратил на это особого внимания -
мало ли зачем направился родитель ночью в ограду: скотину присмотреть,
покурить от бессонницы или просто по нужде, - но теперь, помня о неладном,
он решил проверить, что делает в полночь отец во дворе. И сам, наскоро
одевшись, прокрался вслед отцу на крылечко. Увиденное так поразило Куприяна,
что он оцепенел и не запомнил, сколько простоял на верхней ступеньке,
впившись руками в перила.
Напротив крылечка, под навесом, на длинной козлине сидел в дождевике
отец и живо разговаривал с невидимым собеседником. Невидимость эта
объяснялась отнюдь не ночной темнотой, ночь, напротив, была довольно
светлой, лунной и отец был виден прекрасно: отчетливо различались все его
жесты и даже мимика. Но того, с кем он говорил, Куприян не видел и не
слышал, хотя, судя по интонациям голоса, по вопросам отца, он был явно не
один. И притом собеседницей его была женщина. Если бы не эта односторонняя
слышимость, разговор был вполне обыденный, будничный. Сначала отец
рассказывал сельские новости, говорил о домашних делах, о сыне, о невестке и