"Александр Щербаков. Скачущий череп (Страшные истории)" - читать интересную книгу автора

подозрений сходить к Бобрихе. Он вспомнил, что вчера у матери, страдавшей
почечно-каменной болезнью, опять был приступ. Об ее давней маете знали в
селе многие. Знала и Бобриха, к которой мать не раз обращалась за помощью.
"Пойду-ка попрошу травок для матери, - решил Ванька. - И благородно со
стороны сына, и врать особо не надо..."
Собак Бобриха сроду не держала, калитка была не заперта, и во двор
Ванька проник спокойно. Однако в ограде никого не было. Тогда он поднялся на
крылечко, шагнул в приоткрытые сенцы и постучал в дверь избы. На стук никто
не ответил. Ванька дернул за скобку - дверь отворилась.
И сразу же перед его взглядом предстала многозначительная картина. На
кровати в одежде лежала на боку Бобриха, прикрыв ноги фуфайкой. Голова ее
была укутана чертой шалью, из-под которой еще виднелся белый платок. Но
главное, на что обратил внимание Ванька, - под глазом старухи сиял бобовым
отливом огромный синяк, а переносицу пересекал струпчатый припухший рубец.
"Все ясно, не зря, видать, на нее грешили, получила свое", - подумал он не
без злорадства.
Старуха ничего не сказала в ответ на сдержанное приветствие раннего
гостя, а только повела своим тяжелым взглядом, обнажив красноватое глазное
яблоко над синяком, и вздохнула.
- С просьбой я, Аграфена Никитична, - выложил Ванька заготовленную
фразу. - Мать снова почками мается. Может бы травы какой дали?
- Ох-ох-ох, - застонала Бобриха, прикрыв глаза. - Вишь, какая я нонче
фершалица? Вот поднимусь, сделаю ей составного снадобья, а покуда пусть
попьет льняного отвару да муравы этой, птичьей гречишки, что у дорог растет.
И старуха заворочалась, повернулась на спину, подняла глаза к потолку,
давая понять, что разговор окончен. Ванька еще помешкал немного, думая, как
бы ловчее спросить насчет нездоровья, и вдруг непроизвольно сочувственным
тоном спросил:
- Простите, что я не ко времени... Может, помочь чем?
- Помощник нашелся... - вздохнула бабка, не глядя на гостя. - Сама
оклемаюсь помаленьку, примочек поделаю... Свиньюшонка эта непутевая...
Третьеводни понесла ей пойло, она как ширнет меня, я подскользнулась - да об
корыто это щелястое... Аж мительки в глазах... Сгоряча-то я огрела ее
поленом, а потом сама еле доползла до избы... Теперь вот лежу тут, а свинья
который день в бегах, по селу рыщет голодная... Скажи хоть Стюрке, пусть
пригонит ее да мне по дому что поможет...
"Ну-ну, заливай, бабка, про разбитое корыто да про
свинью-лупоглазку", - подумал Ванька, а вслух сказал:
- Ладно. Я и сам пригоню, если встречу.
В тот же день, рассказав Тимке про свидание с Бобрихой и разговор с
нею, Ванька не утаил и своих угрызений совести, выразил сомнение насчет
свиньи-оборотня.
- Может, мы ее зря отвалтузили? Она с голоду, поди, на людей-то
бросаться стала?
- Хэх, размяк, валеная шляпа, поверил ведьминым турусам на колесах!
Попомни: теперь никто вас не встретит у маслобойки - вот и все
доказательства.
А и правда: отныне никакая свинья не мешала Ваньке со Стюркой гулять по
Маслобойному переулку. До самой зари.