"Александр Щербаков. Третий модификат" - читать интересную книгу автора

Набираю. Там снимают трубку.
"Можно Александра Петровича?" - говорю. "Я у телефона", - слышу. И мой
голос, и не мой. "С вами говорит Александр Петрович Балаев", - выпаливаю. И
тут телефон как взрывается!
"Санек, привет! - слышу. - Наконец-то! То-то я слышу - вроде голос мой и
вроде не мой! Ты откуда, дорогое ты мое животное?" - "Да из комитета, -
говорю. - Дипломчик на открытие тут мне вручили по твоей милости". - "Это на
какое?" - слышу. "А у тебя что, не одно?" - спрашиваю. "Санек, дорогой! Где
это видано, где это слыхано, чтобы у нас с тобой открытия считали не на
кучки, а на штучки? Заявочки четыре там лежат. Да пять с твоей руки, итого
девять. Не боись, Госкомизобр у нас не соскучится! Не томи! Что прошло?" -
"Вязкая извратимость нейтрона", - говорю. "А! - слышу. - Как тебе? Во нрав?"
- "Как сказать, - говорю. - Штука-то во! Да не слишком ли круто ты мне ее
поднес?" В ответ хохот. Довольный. Мой.
"Поднесено в балаевском стиле, - слышу. - Будет что вспомнить! Разве не
наш принцип?" - "Да я не про стиль. Я про существо вопроса". - "Существо,
Санек, только начинается. Я прикинул: годовой эффект - шестьсот миллионов
рублей. Ты только представь, как будет выглядеть энергетика через десяток
лет, если широко двинуть это дело..." - "И не про то я. Я об авторстве". -
"А что об авторстве? Не понимаю..." - "А то, что диплом на мое имя выписан".
- "А на чье же, Саня? Извини, не доходит". - "Но я же, - кричу, - к этой
вязкой извратимости никакого отношения не имею!" В трубке помолчало, а потом
слышу:
"Слушай, свет ты мой зеркальце, ты глубоко вдохни, поди снов пять-шесть
посмотри, поостынь, а потом на свежую головку подумай и брякни мне -
потолкуем. А тем временем, чтобы я не скучал, скажи, чем у тебя кончилась та
история с несимметричными тетралями? Сдыхаю от любопытства. Имей в виду: я
этого дня ждал, как Ромео Джульетту под балконом, не столько из-за нас с
тобой, сколько из-за тетралей. Так что там?" - "Они макроквантованные
оказались, - говорю. - Во вращающемся поле псиквадрат". -
"Макроквантованные?! Во-он оно что! А ты по Джонсу-Кэрри пощупать не
пробовал?" - "Пробовал, - говорю. - Еще как пробовал. Плотности не хватает".
- "Ах, ты ж, золой по пеплу! - слышу. - А если толкнуться в ЦЕРН на
"Хлопушку?" - "Ты что несешь! - вопию. - "Хлопушка" на десять лет вперед по
часам с минутами расписана. Кто нас туда пустит?" - "А вот это моя забота, -
слышу. - Не печалься, ступай себе с богом. Чекмарев там у тебя?" - "Да.
Здесь Чекмарев". - "Слушай, Саня, великая к тебе просьба. Вразуми ты его
нашей вещественной дланью, да поувесистей. Век тебе обязан буду. Третий
месяц ему талдычу - расширь мне континуум правей горизонта событий, а все
как об стенку горох. Без этого - бьюсь-бьюсь - не справляюсь, а одна
моделька наклевывается - пальчики оближешь. Одно из двух: или пусть он мне
интерфейс реконструирует, или пусть готовится к товарищеским оргвыводам".
- Что? Об что речь? - Чекмарев у меня над пробором шепчет.
А на меня от этих слов таким родным повеяло, таким родным! Вы не
поверите, чувствую - сейчас заплачу от нежности.
- Цыть! - говорю. - Сейчас восчувствуешь, - говорю. - "Санек, - говорю, -
это я не тебе, это Чекмареву. Санек, - говорю, - как смотришь, если мы в
чекмаревские узоры перестанем челом биться, а потолкуем один на один в
минимальном коллективе? Скажем, лебедь и щука, а рака выдвинем в президиум,
пусть там зимует". "Самое то! - слышу. - Только я ж тебя, попрыгунчика, знаю