"Андрей Щупов. Лед" - читать интересную книгу автора


* * *

Внимательно слежу за тем, как растет _ощущение_. Это не глаза и не
уши, - это нечто новое, чего я не знал раньше. Я начинаю осязать на
расстоянии, независимо от препятствий, и уже сейчас способен различить
примятую слоем снега траву, камни, остекленевших в спекшемся пироге земли
букашек. Я не понимаю дум своих соседей и потому стараюсь поменьше
беспокоить их. С проснувшимся любопытством я занимаюсь исследованием
земных толщ и не отвлекаюсь на постороннее. Никогда не догадывался, что
подобное занятие может оказаться столь увлекательным. Все свои находки я
тщательно сортирую, после чего стараюсь воссоздать их нехитрую
предысторию. Иногда получается весьма занятно, но чаще всего до того
грустно, что о придуманном хочется поскорее забыть.
_Ощущение_ растет чрезвычайно быстро, что заставляет всерьез
беспокоиться. До каких пределов оно разовьется? Непривычные возможности
попеременно и пугают, и радуют. Но пока я предпочитаю не торопиться и
продолжаю осваиваться в своем черном мире.
Все чаще навещают мысли о духах, привидениях и прочей мистической
чепухе. Впрочем, чепухой я это уже не называю. Возможно, потому, что
надеюсь на сокровенное.
Вот она человеческая суть! Пятиться до последнего, отрицая все и вся,
и лишь когда притиснет к двери, за которой преисподняя, - устремляться в
метафизику, с готовностью забывая о логике атеизма, о пылающих кострах
консервативной истории. За свое сокровенное мы бьемся любой ценой. И если
не спасает материализм, впадаем в религию, в мистику, во что угодно.
Допустить существование смерти - труднее, нежели поверить в самый
сказочный вымысел. Именно по этой причине мы частенько прозреваем, только
оказываясь на смертном одре. Нечто подобное произошло и со мной. Я
перестал быть скептиком и давным-давно уже не атеист. Меня можно брать
голыми руками. Я готов к приятию самых безумных реалий. Лишь бы они только
были!
Все чаще меня с непреодолимой силой тянет наверх, под открытое небо,
но я боюсь поддаться соблазну. Боюсь не самого соблазна, а того, что все
обернется обманом и ничего не выйдет. Слишком уж заманчиво убедить себя в
том, что придет час и невесомым облаком я выскользну из-под земли, чтобы
снова, пусть на короткий промежуток времени, очутиться в прежнем родном
окружении. Я буду лишен зрения, но я смогу чувствовать! Какая, в сущности,
разница - как глядеть на мир. Главное - не покидать его.
Может быть, я раб и вся моя тоска - всего-навсего тоска по тюрьме, из
которой я вырвался, но даже если это и так, то что же с этим делать? Я
любил тот свой мир. Ругал последними словами и все равно любил. В этой
самой любви я сейчас и признаюсь.


* * *

Это походило на ожог! Боль, о которой я стал уже забывать. Почти
физическая. Шок и желание вскрикнуть.
Человек подошел к могиле и торопливо положил что-то на камни. Цветы?