"П.Е.Щеголев(ред). Отречение Николая II (Сборник воспоминаний очевидцев) " - читать интересную книгу автора

рассчитывал на полную безопасность именно в своем Пензенском имении. Точно
так же и Мордвинова потянуло в буколическую обстановку дворянской усадьбы. У
него было чисто случайное препятствие к осуществлению этого желания -
недавний пожар его деревенского дома. Неужели-же у этих последышей
российского дворянства не хватало примитивного чутья для того, чтобы
предугадать ту обстановку непримиримой классовой борьбы, какая должна была
сложиться в деревне на следующий же день после революционного переворота. А
казалось, именно в этой среде должен был быть, наконец, богатый исторический
опыт, восходивший от недавно пережитого 1905 года к далеким дням
Пугачевщины.

Мемуары Мордвинова отличаются необычайной обнаженностью классовой
психологии. С каким великолепным, чисто шляхетским презрением, описывает он
депутатов Думы, явившихся конвоировать царский поезд. "Фигуры их, не то
зажиточных мастеровых, не то захудалых провинциальных чиновников вызывали во
мне, обыкновенно никогда не обращавшем никакого внимания на внешность,
какое-то гадливое отвращение". Эту запоздалую волну отвращения к
разночинцам, к парвеню, Мордвинов переживал, очевидно, с почти физической
напряженностью.
Рассказ ген. Рузского воспроизводится у нас в двух версиях, в двух
вариантах и читатель имеет возможность воочию убедиться в том перевороте,
какой победоносная революция совершила в уме и в психике генерала Рузского.
Первый рассказ это репортерская запись, относящаяся еще к тем дням, когда
сам Рузский должно быть не вынимал из петлицы красной розетки. Совершенно
искренно чувствуя себя "героем революции", Рузский категорически заверил
репортера: "Я убедил его отречься от престола". Другой вариант, это запись
1918 года, имеющая целью доказать как раз противное. А именно: что Рузский
не оказал никакого давления на царя и вообще, во всех событиях играл
подчиненную, второстепенную роль. Отметим один характерный штрих. Первую
беседу с царем Рузский имел в ночь с 1-го на 2-е марта. Согласно первому,
репортерскому, варианту "царь, пригласив к себе Рузского, прямо заявил ему:
"я решил пойти на уступки и дать им ответственное министерство". "Я знал, -
продолжает Рузский, - что этот компромисс запоздал и цели не достигнет, но
высказывать свое мнение, не имея решительно никаких директив от
Исполнительного Комитета, не решался". Запомним это; у Рузского составилось
мнение о невозможности компромисса, мнение, которое он, правда, не решился
высказать. По второму варианту царь в ночь с 1-го на 2-е марта отнюдь еще не
решился на ответственное министерство. Наоборот, Рузскому приходилось еще
его убеждать. Он стал с жаром доказывать государю необходимость образования
ответственного перед страной министерства. Конечно, тут нет и намека на то,
что Рузский мог в этом ночном разговоре считать ответственный кабинет
запоздалым компромиссом. Таким образом, весь одиум возлагается всецело на
Родзянко. Рузский, дескать, высказал "твердое желание избежать отречения",
но Родзянко поставил его в такое положение, что он не мог сколько-нибудь
активно защищать свою точку зрения. Решающий разговор Рузского с царем имел
место днем 2-го марта. При этом разговоре присутствовали генералы Данилов и
Саввич. "Они должны были, гласит репортерская запись, поддержать меня в моем
настойчивом совете царю, ради блага России и победы над врагом, отречься от
престола". Таким образом выходит, что Рузский не только сам убеждал царя
отречься, но и привел еще с той же целью Данилова и Саввича. Конечно, второй