"Альфред Щеголев. Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности " - читать интересную книгу автора

Она часто путает воспитание и дрессуру. Здесь остается только надеяться на
разум ребенка, ибо гиперсоциальная мать не в силах изменить своим
принципам, она упрямо и часто вопреки всему держится за свои моральные
позиции, калеча, тем самым, судьбу ребенка, давая ему почувствовать его
отверженность, формируя у него низкую самооценку и комплекс социальной
неполноценности. Ее ребенок имеет в будущем весьма вероятный шанс
уклониться в сторону антисоциальности и криминала.
Ее дети не должны иметь никаких тайн, обязаны неукоснительно принимать
к выполнению все распоряжения матери, быть дисциплинированными в своих
занятиях и развлечениях и безусловно подотчетными ей в отношении своего
времени, а также знать, с кем им можно общаться, а с кем нельзя.
Гиперсоциальная женщина - "хозяин" в доме. Вся семья, включая мужа, -
ее дети. Она - организатор домашних генеральных уборок, летних
оздоровительных компаний, воскресных культпоходов и т. д., она властно
руководит хозяйством, пытаясь во что бы то ни стало приобщить детей к
домоводству, знатоком которого себя полагает. В доме для нее главное -
порядок и чистота. Шаблонная эстетика интерьера заменяет ей уют. Она втайне
гордится тем, что у нее нет свободного времени, что она не может предаться
развлечениям, позволить себе беззаботность досуга. Она все время "в
работе", всегда "на посту", на который сама себя поставила и на котором
жаждет быть образцом трудолюбия, ответственности, организованности и
порядочности для окружающих. В социальном отношении она хочет быть более
мужественной, чем может быть мужчина, она мечтает стать для него примером
мужественности. И она никогда не позволит себе "распускаться" так, как это
может позволить себе мужчина в минуты отдыха.
Свой досуг проведет она с непременной "пользой" для себя, она
осуществит заранее запланированный культпоход в театр, лекторий или музей с
целью приобщить не столько себя, сколько своих детей или свое окружение к
"культуре", хотя внутренне очень далека она от этой самой культуры и
совершенно не нуждается в ней. Ее стремление быть наставницей, учителем
жизни, проводником "положительных знаний" исходит из неиссякаемого
тщеславного желания быть больше, чем она есть. Ей почему-то кажется, что
культура работает на нее, что чем более будет приобщен человек к культуре,
тем более он будет благодарен ей, гиперсоциальной женщине, за это
приобщение, и только тогда по-настоящему оценит высоту ее нравственного
облика и педагогического подвига.
Но при всем этом с настоящими деятелями культуры, если ей приходится
сталкиваться с ними в своей жизни и деятельности, она не находит точек
соприкосновения, они представляются ей социально опасными, глубоко
аморальными и довольно зловредными существами. Поэтому по-настоящему чтит
она только умерших деятелей культуры: от них нельзя уже ждать никаких
выходок и претензий, и с их именами можно обходиться так, как обходится с
ними официальная идеология.
Есть культура и есть идеология - и это малосовместимые понятия. В
культуре, в ее глубинах, всегда есть живой источник, дающий душевную
бодрость и силу для преодоления жизненных невзгод и страданий. И от этого
источника каждый берет столько, сколько ему необходимо для жизни. Идеология
же предписывает социальные ценности и активно внедряет их в сознание
граждан, пытаясь через них манипулировать поведением людей, а культуру
желает видеть своей служанкой в этом ответственном деле.