"Дмитрий Шашурин. Сорочий глаз (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

на трафарете, когда подойдет автобус, хорошо бы на лобовом трафарете -
всегда заметно, если разглядываешь боковой. Вернее всего, маршрут
начинается от Конечной, тогда не придется ничего спрашивать, оставлять
следы в памяти пассажиров.
Как бы не так! Они - сколько их там ни сидело, человек, может быть,
шестнадцать пассажиров, - стали разглядывать меня и тоже с загадочным
ожиданием, когда автобус еще только приближался к остановке. Гук-гук! Что
же это такое, не дают устояться спокойствию! <Химзавод - Птицефабрика> -
лобовой трафарет, боковой: <Птицефабрика - Конечная - Химзавод>. Что
делать? Я неловко или совсем неуклюже, оттого что на меня все смотрели,
вскарабкался по ступенькам, протянул кондукторше заготовленный рубль и
деловито буркнул: <До конца>. Но и это не прошло. Пассажиры окаменели,
кондукторша же, наоборот, оживилась, она подняла мой рубль, чтобы не
только пассажирам, но и шоферу было видно, хотя шофер и без этого смотрел
на меня.
- А до какого именно конца, молодой человек? - спросила кондукторша,
и все либо закивали, либо изобразили, что они тоже больше всего хотят
знать, до какого именно конца я собираюсь ехать.
- До того, - продолжал я настаивать, мотнув головой по ходу автобуса,
но не удержался, спросил: - А куда вы едете?
Тут случился точно такой же хохот, как в <рафике>. Автобус не
трогался, потому что шофер закатывался со всеми.
- А мы едем до птицефабрики, молодой человек, - сказала кондукторша
на передышке.
Она держала мой рубль почему-то за уголок, двумя пальцами, как
мокрый.
- Вот и мне до птицефабрики, - сказал я послушно.
На этот раз стало тихо так, что я услышал, как воздух завихривается в
их легкие, а кондукторша сообщила в этот момент свистящей тишины:
- До птицефабрики - в обратную сторону. Такой, - она успела
поколебаться, подбирая слово, а воздух все еще входил в них, - такой юный,
а уже зевака! - Она разжала пальцы и капнула рублем мне в руку.
Меня вышибло из автобуса, словно взрывной волной, и они тут же
умчались, как будто, задержись автобус еще хоть крошку, и лопнет их
веселье, а так растянут его до самого Химзавода, и даже там расставаться
им будет жалко. Зато и я догадался, что к чему, и стоял, задрав голову,
читал на ребре крыши - дер. Зеваки - и не торопясь реконструировал свое
участие в местном аттракционе. Воображал себя злодеем, а выступал в роли
клоуна-зеваки! Вот так давным-давно, когда я был, возможно, лишь немного
старше, чем сейчас, под Астраханью случались похожие спектакли. Только
тогда-то я участвовал зрителем, а не рыжим. Уроженцев Хараболей, не то
Сероглазки, но, может быть, и другого какого-нибудь села астраханцы
считали неисправимыми путаниками: пошлешь за картузом - жди с арбузом, и,
конечно, старались, как только могли, эту славу приумножить. Пользовались
нечистыми уловками, чтобы подстроить, а потом так же, как сейчас эти в
автобусе, ликовали, захлебываясь хохотом. У нас в изыскательской партии
работали два таких парня из знаменитого села. Парни осторожные, а все
равно их вкручивали в путаницу. Поменяют специально ночью местами ящики с
инструментами, а утром уже с поля посылают одного из них, чтоб немедленно,
чтоб скорей, и начинается потеха, когда парень, схватив на привычном