"Дмитрий Шашурин. Сорочий глаз (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

автобуса, и жарь... Но тут <рафик>, не снижая скорости, соскочил с бетонки
на грунтовую дорогу. Я даже рот открыл от неожиданности и рванулся, словно
хотел выскочить в окно. На меня смотрели все, кто был в <рафике>, с
понимающим, сочувствующим выражением. Неужели попался? Гук-бам! Спокойно.
Профессиональная работа требует спокойствия и трезвости. Но шофер <рафика>
тоже разглядывал меня через свое зеркальце с какой-то затаенностью.
- Ну, остановить, что ли? - спросил он у меня с двусмысленной
ухмылкой.
Я опять дернулся к окну и только уж потом к дверце, еле пробормотав:
- Ага, мне по бетонке.
Все, кто был в <рафике>, удовлетворенно захохотали. Шофер затормозил
и, когда я открывал дверцу, сказал:
- Во, всегда так - прозевывают свой поворот, что старый, что малый.
Хохот возобновился, я спрыгнул на землю, ничего не соображая, в
панике готовый кинуться бежать, а шофер еще добавил специально для меня:
- Смотри, парень, не соглашайся, если твою деревню опять начнут
переименовывать. Нас позови!
Он захлопнул дверцу, рванул с места так, что пассажиры запрокинулись
на сиденьях, но, возможно, они запрокинулись от смеха, а не от инерции.
Как попал я в немыслимое положение, так оно и продолжает становиться
все немыслимее и немыслимее. Словно муха на липкой бумаге. Только присела,
глядь, на лапке что-то лишнее, она ее об хоботок - и на хоботке неловко,
другой лапкой - тут и задние что-то, задние - об крылышки, а не
обчищаются, улететь бы чуть пораньше, жужжи не жужжи - гибель. Но я
жужжать не стану, не такой я человек. <Рафик> скрылся за бугром. Я
оглядываюсь, чтобы не прозевать, когда появятся о н и. Доконали меня
хохотом. Втянул голову в плечи, покошусь через правое плечо, покошусь
через левое, а и х нет. Поплелся на бетонку: решили небось встретить
меня на бетонке, ждет меня там засада. Иду навстречу судьбе, деваться
больше некуда.
На бетонке было даже пустынней, чем обычно бывает на бетонках, -
простор, тишина, только дятел стучал на засохшей облупленной осине.
Впереди, как если б <рафик> не свернул на грунт, пестрела шашечками
коробка автобусной остановки. Там тоже пусто, тихо. Под раскоряченной
железной буквой А по торцу крыши было написано теми же разными красками,
что и шашечки: дер. Зеваки. Где-то близко деревня, вон где - за полосой
берез поле, на том краю ветлы и коньки крыш. Выходит, это и есть деревня,
которая называется Зеваки. Зеваки так Зеваки, мало ли... Во мне ничего
даже не шелохнулось, хотя я и не нашел еще объяснения ни смеху, ни
затаенному ожиданию; как мне показалось, они были заранее уверены, что
повеселятся на мой счет. Со страху-то, что значит потерять
профессиональное спокойствие, думал - предупреждены, ждут, как это будет
выглядеть: задержание, - оказалось же совсем другое, а я не знаю, что
другое, опять прокол. Не знаю, и на какой оказался бетонке. Направление-то
ясно - удаляться от Конечной. Но куда я приеду? На побитом камнями и
исцарапанном расписании можно было разобрать, что машины ходят через
двадцать пять минут, но без направления. Надо же, ни разу не забирался
сюда за грибами - леса подходящие, вон дубняк, а там ельник. Мне дело надо
решать, а я грибы!
И решать приходится, снова рискуя обратить на себя внимание. Прочту