"Дмитрий Шашурин. Сорочий глаз (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

месте, приносит совсем не тот ящик. Все смеялись, и я смеялся, хотя все
знали и я знал, что подстроено, и еще как смеялись! Насколько же больше
было веселье пассажиров и <рафика>, и рейсового автобуса, когда
встретились с неподдельным зевакой! И насколько же возросла сомнительная
слава злополучной деревеньки!
Хорошо, что я определился и выскочил из этой карусели на твердую
почву. Сяду на следующий автобус, возьму билет до Химзавода, и можно будет
вздохнуть, переключиться на обдумывание дальнейшей своей судьбы.
Отпихиваешь, откладываешь первостепенное, непоправимое, нарочно
притворяешься сам перед собой, что забыл, тут же в этой суматохе, с
глупыми недоразумениями забыл на какие-то минуты по-настоящему. Зато
теперь обдало холодом.
И вдруг, как в липком кошмаре, наступала опять клоунада: следующий
автобус оказался к р а с н ы м - с красным номером, и на красном трафарете
одно знакомое название - Конечная - посередине. А в автобусе точно такие
же пассажиры точно так же смотрят, разглядывают меня с затаенным
ожиданием. Почти прожигали меня этим нарастающим ожиданием, а я невольно
сжимался, втягивал голову в плечи, пока автобус, поиграв подфарником,
свернул к остановке и, остановившись, призывно распахнул заднюю дверцу. Я
помахал шоферу: мол, без меня. Все пассажиры немедленно просияли,
осклабившись, а кондукторша, похоже, сестра той, с предыдущего автобуса,
или даже двойняшка, так же вкрадчиво спросила, высовываясь из своего окна:
- Отчего же это вы, молодой человек, не желаете ехать с нами?
- Мне на черный! - сказал я затравленно.
На красном автобусе и смеялись красно, куда там тем, с черного, те
больше запрокидывались и взвизгивали, эти же ржали, будто табун на скаку,
и не успел моргнуть - не стало их, только ржание слышалось, как от
умчавшейся грозы.
Не могу сказать, не помню, что я тогда - разрыдался, или взвыл, или
сдержался. Потому что навалились на меня тоска и беспамятство. Собирается
же все в последовательность с того момента, когда я уже сидел в следующем
автобусе и допрашивал себя: почему же ты ее не узнал, она могла не узнать
и должна была не узнать, а ты почему? Повернуться и уйти навсегда, разве
это не подлость? Не узнал, предатель! А теперь назад поздно, другая
запущена судьба. В то же время и тоска и раскаяние лишь ненадолго
оттеснили ощущение нахального, на все взирающего с ухмылкой молодого
непочатого здоровья. Опасение, ожидание погони тоже виделось через эту же
ухмылку: и страшно и озорно, словно играю с кем в разведчики. Что лучше?
Сначала проникнуть в Город кружным путем, а потом сменить одежду или
сначала сменить, потом в Город? По озорной же линии припоминаю, что в
электричке, высматривая Ирку, гадал: будет с ней или нет ИО, то есть я
неомоложенный, в Жорином джинсо-пинсовом костюме, и когда ИО не оказалось,
я принял это как просвет везения, что не так все сложно, как могло бы
закрутиться при неблагоприятном стечении обстоятельств. Непринужденно, как
будто только так всегда и бывает, передо мной и во мне двоилась
действительность: я - не я, прятаться - не прятаться, мой костюм, а на мне
он как с чужого плеча.
Химзавод. Сбылись мои предчувствия: с автобусной остановки виднелась
железнодорожная станция, значит, я отсюда смогу вернуться в Город через
Другой вокзал. Красный автобус, на котором я так гордо отказался ехать,