"Том Шарп. Дальний умысел (сатирический роман о литературе)" - читать интересную книгу автора

скомпонованную последовательность, взаимозависимость происшествий. И, как в
хорошем детективном романе, всякая неожиданность и любая случайность рано
или поздно окажется на своем сюжетном месте: головоломка сложится.
Очень характерное событие - рекламный, подстроенный триумф Питера
Пипера в нью-йоркском порту. Он попадает с корабля на бал-маскарад, вернее
сказать - в шутовскую свистопляску, где на него примеряют газетные личины,
грубо размалеванные американской политической пропагандой. Он - совсем не
тот, за кого его принимают; но и правда ведь он - не он. На самом-то деле
он не автор и омерзительно-сладострастного" романа "Девства ради помедлите о
мужчины", которому надо обеспечить неимоверный тираж! Но уж тут он, хочешь
не хочешь, становится де-факто его автором.
Одна мнимость подменяется другой, пущей мнимостью - и Питер сам уже
толком не знает, Питер он или нет, кто он вообще такой, где начинается и где
теряется его собственная жизнь. До поры до времени, однако, он только и жив
в своем невинно-смеховом качестве, в качестве шута горохового, и потеряй он
его - ничего не останется от Питера Пипера.
Но он его не потеряет, будьте покойны: порукой тому сюжетная чехарда,
которую услужливо устраивают подсобные персонажи, как всегда у Шарпа,
колоритные до гротеска. Персонажей этих раз-два - и обчелся, но за каждым
поворотом сюжета они преображаются, усваивают новые роли - кстати,
почерпнутые из двух действующих романов.
Из романов, обращенных заглавиями к нам, читателям, а текстом - к
романическому повествованию, выпрыгивают зеркальные подобия реальности, и до
блеска отполированная реальность оказывается пародийным зеркалом романов.
Идет обмен образами, точно солнечными зайчиками; происходит пародийное
порождение сюжета, пляска образов и подобий, жутковато-веселая и
весело-жутковатая. Чего в ней нет - так это натужного серьезничанья,
некоммуникабельности и бездуховности - того, чем страждет, как бледной
немочью, литература, называющая себя "экзистенциальной", и тем более
"экзистенциалистская" критика Запада. Правда, в серьезности роману Шарпа
отказать нельзя: ведь он являет собой обрамленное сюжетом подобие (пародию)
судьбы нескольких человек. Слово "серьезный" тут, вслед за Далем, очень не
любившим этого слова, хочется заменить чем-нибудь из его словарной груды
синонимов: "заправский, нешуточный; нешутя, по делу, истинно, взаправду,
взабыль и пр.". Вот и ядовитые шуточки Шарпа шутятся "нешутя, по делу...".
Как известно, все животные равны между собой, но некоторые из них
особенно равны. И особенно мнима среди мнимостей романа вышеупомянутая
анонимная книга "Девства ради помедлите о мужчины". Как и автор ее, скрыто
названный - по законам детективного жанра - буквально на первых страницах
романа.
Однако же опознание этого таинственного автора, всеобщего двойника,
происходит своим чередом, не раньше и не позже, чем его находит живой
комический сюжет. А для этого надо Питеру Пиперу стать мнимым трупом, а
Фредрику Френсику - мнимым сыщиком. Тут-то и обнаружится, что...
Да ничего такого на самом-то деле не обнаружится, кроме того, что ясно
было с самого начала: что подлинная нравственность (а без нее литературы
нет, есть лишь ее бесовское подобие) равно чужда позерству, празднословию и
любоначалию - "змее сокрытой сей", по слову Пушкина - и что диктат критики
над литературой даже не то что плох (то есть плох, конечно, но не в этом
суть) - он несостоятелен.