"Том Шарп. Дальний умысел (сатирический роман о литературе)" - читать интересную книгу автора

не без толку, сравнивают; помянуть и другого соотечественника, автора
"Шутовского хоровода", "Контрапункта" и антиутопии "О дивный новый мир"
Олдоса Хаксли. Можно бы назвать и других классиков жанра-благо, английская
комическая традиция богата, как никакая другая,- впрочем, их на первой же
странице называет сам Том Шарп. На десятой-одиннадцатой странице читатель
наверняка прибавит к ним Диккенса, а мы пока вернемся в XX век.
И Олдосу Хаксли, и Ивлину Во Шарп явно сродни: подобно им, он раздувает
свои головокружительные и переливчатые, как мыльные пузыри, сюжеты
насмешничеством, иногда жестоким и прицельным, порой неразборчивым и
расплывчатым, и вроде них ищет; рискнем даже сказать - изыскивает смеховые
лазейки в самую настоящую, доподлинную, задетую смехом за живое
действительность.
Вот тут и уместно еще раз вспомнить, что пародии все-таки бывают и
смешные , тоже - те, которые совпадают со своими объектами и преображают
их, обнаруживая их своеобычную нелепую и несуразную пластику; которые их
издевательски, но оттого не менее впечатляюще оживляют.
Оживлены смехом и персонажи романа Тома Шарпа "Дальний умысел",
подобной лабиринту истории похождений двух героев-шутов и двух шутовских
текстов, причем как герои, так и тексты множатся, множатся и
перетасовываются прямо на глазах.
Итак, имеется герой - литературный агент, устроитель и толкач Фредрик
Френсик, к счастью своему, несостоявшийся писатель, это во-первых; а
во-вторых - антигерой, мученик от литературы, ее подвижник и радетель,
непризнанный, увы, гений Питер Пипер.
Мерещится и третий главный персонаж - и тоже комический: во всяком
случаев у всех троих политический инфантилизм почти что одинаков. Кто же он,
этот третий? Да лирический герой произведения (так обычно называют
отошедшего в сторону стыдливо затуманившегося автора) - некто Том Шарп,
юморист с репутацией сатирика, которую он в данном случае оправдывает не в
ущерб отчаянному юмору. В своем романе он немножко путает себя с Фредриком
Френсиком (с Питером Пипером - не путает) и его руками сводит, по-видимому,
свои счеты с массовой литературой Запада, которая на каждом повороте грозит
оказаться и оказывается подложной судьбой человека. Промежду собой Френсик и
Пипер играют с подачи Шарпа двумя творениями; сочинением не то Пипера, не то
Фолкнера, не то Томаса, опять же Манна или Вулфа, не то вообще Хемингуэя -
"Поиски утраченного детства (да, да, разумеется; прустовские "поиски
утраченного времени" в нелепейшей автобиографической упаковке) и
задушевно-порнографическим романом, совсем уж неизвестно чьим сочинением под
заковыристым, намекающим на некое былое прошлое заглавием "Девства ради
помедлите о мужчины".
Пародия - знак и облик мнимости, несостоятельности в заявленном
качестве и, начиная с литературного агента Френсика, который зарабатывает на
жизнь вывороченными наизнанку сомнительными суждениями чужого ума, все и вся
в ромам Шарпа зыблется, теряя собственное значение и назначение и приобретая
иное, мнимое и недостоверное.
А между тем события романа возникают откуда ни возьмись; их порождают
нечаянные остроты, обмолвки, чуть ли не описки авторского, да и не только
авторского пера. В этом, скажем не обинуясь, лучшем романе Шарпа возникающие
события как бы вопреки своей прихотливости сплетены особенно плотно, и,
пропустив невзначай оброненную шутку, можно упустить строго и четко