"Александр Шаров. Маленькие становятся большими (Друзья мои коммунары)" - читать интересную книгу автора

отрывает кусочек и, закусив губу, чистит штык, потом, отбросив его так, что
тот со звоном падает на пол, бежит к окну и закрывает ставни.
Опять налет!
Слышен выстрел, второй, третий. Совсем рядом бьют ломом по дверям, по
железным магазинным шторам; вылетело стекло из окна и со звоном разбилось о
камни. Где-то отчаянно вскрикнула женщина и точно захлебнулась, но уже
кричит вся улица.
Выстрелы, треск ломаемых дверей, звон стекла и крики сливаются в один
ни на секунду не замолкающий, страшный, нечеловеческий стон. Он тянется
минуты или часы; сквозь закрытые ставни ничего не видно, и я не чувствую,
как идет время. Топот копыт приближается, и мы все задерживаем дыхание.
Ближе и громче, совсем как выстрелы, удары копыт по булыжнику, потом они
ослабевают - это всадник пронесся мимо дома; теперь можно передохнуть, но
недолго, потому что опять вниз по Махновской в карьер мчится кто-то. И ты не
слышишь больше ничего и не думаешь больше ни о чем, кроме этого невидимого
приближающегося, мчащегося на коне ужаса. Пролетит он мимо или нет?
Неожиданно всадник остановил коня на всем скаку. И в ту же секунду
город перестал стонать, как будто прислушиваясь. Это страшно далеко кто-то
выкрикнул и повторяет все громче и громче одно слово.
Я могу уловить только последние слоги.
- ...ви-ки-и! - с силой, угрозой, предупреждающе повторяет далекий
голос. И снова, вновь и вновь: -...ви-ки-и-и!
- ...ии-и-и-и! - бесконечно растягивается последний звук. Ближе, еще
ближе. Теперь кажется, что кричат на нашей улице, и можно наконец разобрать.
- Боль-ше-ви-ки! Боль-ше-ви-ки! - доносится то совсем издали, с
Песковских выселок, из-за реки, то звучит над самым ухом. -
Боль-ше-ви-ки-и-и-и! Боль-ше-ви-ки!
Я прижимаюсь к ставням и смотрю в щель. Из дома напротив выбегает
человек с обрезом в одной руке и огромным узлом - в другой.
Оглянулся и побежал, звеня шпорами о булыжник и волоча узел через улицу
к тачанке. А из соседней двери выскочил еще один бандит. И его догоняет,
припадая на хромую ногу и размахивая колодкой, сапожник Троничев. Вот он уже
почти настиг бандита. Тот оглянулся, наклонив голову, вскочил на тачанку и
стегнул коня.
Вся улица полна бегущими.
- Боль-ше-ви-ки! - кричит кто-то невидимый за окнами, как будто с
высоты он видит вступающие в город красноармейские части.
- Большевики! - с надеждой и торжеством подхватывает улица сотнями
голосов.
Бегут бандиты, а за ними женщины с ухватами, палками, поленьями,
мужчины с лопатами, ломами, табуретками.
Они промчались мимо нашего окна, исчезли за собором, и слышно, как
сотни ног грохочут по мосту через Пятицу.
Город затихает.
Мы выбегаем на улицу, усыпанную осколками стекла. На углу валяются
обойма берданочных патронов и обрез с коротким погнутым дулом. Мы подбираем
все это и несем домой, потом возвращаемся на улицу. Кажется, в городе не
осталось ни души, но снова появляется старый Магазанник и занимает
всегдашнее свое место - у аптеки Янушпольского. Стоит, покачивает головой и,
приложив козырьком руку к слезящимся глазам, смотрит вдаль - на собор и