"Александр Шаров. Человек-Горошина и Простак (детск.)" - читать интересную книгу автора

жив,
нельзя терять надежды. А Принцессе только тысяча лет.
Взглянув в глаза и угадав мои мысли, Ганзелиус грустно проговорил:
- Любимая, сынок, не бывает ни золотой, ни серебряной, ни медной, ни
красивой
или некрасивой, ни молодой или старой, а только любимой.
Лунные человечки.
Мы шли по тропинке среди луга, метр Ганзелиус впереди, а я, его ученик -
ведь с
этой ночи я стал его учеником, - за ним.
Я спросил метра Ганзелиуса:
- Почему же такой знаменитый и могучий колдун ненавидит обыкновенного
мальчишку?
- Турропуто ненавидит всех, - ответил метр Ганзелиус. - И он поклялся
отобрать у
тебя матушкино наследство.
- Узелок и вправду волшебный? Учитель молчал.
Потом, через много дней, он продиктовал мне, а я записал в тетрадь его
слова:
Как оно появляется в мире - "волшебное"? Когда умирала твоя матушка, на ее
подушку угольком упала последняя в ту осень падающая звезда. И твоя
матушка
раздувала ее, пока было в груди дыхание, чтобы она светила сыну.
Так он стал волшебным, уголек, который не гаснет,
И когда твоя матушка все смотрела и смотрела на ключик, пока не закрылись
навсегда ее глаза и загадывала одно-единственное желание: пусть в самую
трудную
минуту этот ключик спасет ее сына, тогда ключик стал волшебным.
Только так появляется на свете то, что люди называют волшебным...
...Луна поднялась высоко над горизонтом, было тихо.
Метр Ганзелиус все уменьшался, и снова стал таким маленьким, что я с
трудом мог
разглядеть его среди травинок.
Потревоженные шагами, в воздух взлетали сонные божьи коровки; я боялся,
что они
собьют Учителя с ног или подхватят и унесут неизвестно куда.
Голос метра Ганзелиуса пресекся. Изо всех сил напрягая слух, я различал
только
его слабое усталое дыхание. Потом он снова заговорил:
- В молодости, когда я был кузнецом и не превратился еще в воздушного
человека,
бывало, я взваливал на одно плечо десять пудов железа, на другое сажал мою
милую
женушку Эстер, которой нет больше на свете, а на закорки - всех наших
десятерых
парнишек... Теперь мне в тягость даже воздух...
Серебряная луна горела в небе. Вдруг, я увидел очень близко дом из старых
бревен, сплошь поросших мхом. Квадратное окошко поблескивало низко над
травой.
Чернела дверь, припертая рогатиной. Перед домом росла ель, на ней,