"Сергей Шаргунов. Чародей" - читать интересную книгу автора

развернулась между собой, дети царапались, грызлись, пинались, каждый хотел
более милого - голубого мишку, а коричневым мишкой пускай давится неудачник.
Лола вырвала голубого, лучшего мишку и торжествующе понесла - прятать в
ранец. Американка лежала, пробовала встать под жестяной звонок на урок,
оправляла юбку, стыдливо трогала порванные колготки, но встать не могла:
одна нога ее была уродливо вывернута...

Днем они посетили новый собор Тамбова.
Большой, красный, изнутри гулкий и белый, росписи еще не поспели. Их
водил митрополит в белых ризах и белом крахмальном клобуке - под цвет стен и
сводов. Митрополит был объемен, с длинными трубочками растительности,
свисавшими с масштабного великодушного лица.
Ваня скучал всякий раз, едва заходил в церковь. Ваня был разночинцем,
мыслил на стыке конкретного и абстрактного. Будь он прост, как его мама, всю
жизнь перерисовывавшая схемы самолетов, он бы верил бездумно и доверчиво,
для светлого утешения. Будь Ваня посложнее, позаумнее, засушенной
сороконожкой, он бы стал "книжным христианином", каких тьма-тьмущая среди
интеллигентов. Но Ваня был не прост и не абстрактен, и живой, и не дурак, а
значит, религия была ему скучна. Он знал, что умеет делать вещи
необыкновенные, но про Бога не знал ничего.
Обедали на нижнем этаже собора, в трапезной, длинном помещении с
деревянной обшивкой. Митрополит произнес молитву прекрасным густым и
раскатистым голосом, затемнявшим слова. "Аминь!" - спел крепко хор из двух
священников. И стали обедать. Ефремов, митрополит, тройка местных партийцев
и эти два священника: один кругленький, азиатского вида, оживленный,
метелочка бороды, другой - замкнутый, в окладистой бороде с поджатыми
обветренно-алыми губами и с лихорадочным блеском глаз. Охранники сели в
конце стола.
- Из-за леса, из-за гор / едут водка и кагор, / белорыбица и мясо / из
мужицкого запаса, / шашлыки, уха, соленье - / вот и все стихотворенье! -
победно провозгласил митрополит. - Старинное. Девятнадцатый век. - И он
воздел рюмку. - За едоков! - Выпили. Принялись жевать. - Собор отстроили,
спасибо губернатору. Сначала мэр подсоблял, - он по-свойски делился с
Ефремовым, и тот кивал, хрустя соленым патиссоном. - А потом, как говорится,
выпал из доверия.
- До смешного дошло, - довольный, отхлебнул супец азиат-батюшка. - Мы
престол осветили, уже табличку повесили медную: "Сей храм сооружен при
вспоможении мэра Олейникова Бориса Никитича", - потом пришлось снимать ее.
- Много не болтай, отец, - прервал митрополит и представил: - Это отец
Евлогий, нашим казначейством ведает.
Ефремов кивнул сноровистей и дружелюбно крякнул.
- А это отец Петр, наша слава: лучший проповедник епархии, - митрополит
показал на молчальника с поджатыми пылающими губами.
- Лучше бы только в мирские дела пореже лез, - громко сказал, отставляя
вычищенную тарелку, один из партийцев, жилистый смуглый мужчина, похожий на
Бабу-ягу из мультика, с залихватским смоляным коком на голове. - Выйдет
после службы и давай власть ругать, - объяснил он Ефремову. - Мол,
такая-сякая, попущена в наказание, ворует, людей держит за животных,
обворовывает, спаивает, порнушку смотреть заставляет. Хорошо хоть не прямо
президента или губернатора хает, но близко к тому. Власть - это кто? Это те,