"Адельберт Шамиссо. Удивительная история Петера Шлемиля" - читать интересную книгу автора

Никем не замеченный, вышел я из парка на дорогу и направился к городу. Я
подходил к воротам, погруженный в свои мысли, как вдруг услышал, что меня
окликают:
- Эй, молодой человек, молодой человек, послушайте !
Я оглянулся, незнакомая старуха крикнула мне вслед:
- Сударь, будьте осторожны! Вы потеряли тень!
- Благодарствуйте, мамаша. - Я бросил ей золотой за добрый совет и
сошел с дороги под деревья.
У заставы меня сейчас же остановил будочник:
- Господин, где это вы позабыли свою тень? А затем разохались какие-то
кумушки:
- Иисусе Христе! Да у него, у горемычного, тени нет!
Меня это уже начинало злить, и я старательно избегал солнца. Но не
всюду это было возможно, вот хотя бы на широкой улице, через которую мне
предстояло перейти, и, к моему несчастью, как раз в то время, когда
школьники возвращались домой. Какой-то проклятый озорник-горбун, - он у
меня и сейчас как живой перед глазами, - тут же доглядел, что у меня нет
тени. Громким улюлюканьем натравил он на меня всю высокообразованную уличную
молодежь предместья, которая сейчас же обрушилась на меня с ехидной критикой
и забросала грязью. "Только неряха, выходя на солнце, забывает прихватить и
свою тень!" Я кинул им несколько пригоршней золотых, чтобы они отвязались, а
сам вскочил в экипаж, нанятый с помощью добросердечных людей.
Очутившись один в карете, я горько разрыдался. Верно, во мне уже начало
пробуждаться сознание того, что, хотя золото ценится на земле гораздо
дороже, чем заслуги и добродетель, тень уважают еще больше, чем золото; и
так же, как раньше я поступился совестью ради богатства, так и теперь я
расстался с тенью только ради золота. Чем может кончить, чем неизбежно
должен кончить такой человек!
Я был еще в полном смятении, когда экипаж остановился перед моей
прежней гостиницей; меня испугала мысль, что придется еще раз войти в жалкую
комнатушку под крышей. Я распорядился снести вниз мои вещи, с презрением
взял свой нищенский узелок, бросил на стол несколько золотых и приказал
кучеру отвезти меня в самый дорогой отель. Новая гостиница смотрела окнами
на север, я мог не бояться солнца. Я отпустил кучера, щедро заплатив ему,
распорядился, чтобы мне тут же отвели лучший номер, и, водворившись, сразу
же запер дверь на ключ.
Как ты думаешь, чем я занялся? О, любезный Ша-миссо, я краснею теперь,
признаваясь в этом даже тебе одному. Я снял с груди кошелек и с каким-то
остервенением, которое, подобно пламени пожара, разгоралось во мне с новой
силой, стал доставать из кошелька золото. Еще и еще, все больше и больше,
сыпал золото на пол, ходил по золоту, слушал, как оно звенит, и, упиваясь
его блеском и звоном, бросал на пол все больше и больше благородного
металла, пока наконец, обессилев, не свалился на это богатое ложе; с
наслаждением зарывался я в золото, катался по золоту. Так прошел день,
прошел вечер; я не отпирал двери, ночь застала меня лежащим на золоте, и тут
же, на золоте, сморил меня сон.
Во сне я видел тебя, мне пригрезилось, будто я стою за стеклянной
дверью твоей комнатки и оттуда смотрю на тебя; ты сидишь за письменным
столом, между скелетом и пучком засушенных растений. На столе лежат открытые
книги - Галлер, Гумбольдт и Линней, на диване - том Гете и "Волшебное