"Адельберт Шамиссо. Удивительная история Петера Шлемиля" - читать интересную книгу автора

кольцо". Я долго глядел на тебя и на все вокруг, а потом опять на тебя; но
ты не пошевельнулся, ты не дышал, ты был мертв.
Я проснулся. Верно, было еще очень рано. Часы мои остановились. Я
чувствовал себя совсем разбитым, да к тому же еще хотел и пить: со
вчерашнего утра у меня во рту маковой росинки не было. Злобно и с
отвращением отпихнул я надоевшее мне золото, которому в своем суетном сердце
еще так недавно радовался; теперь оно меня раздражало, и я не знал, куда его
деть. Нельзя же было оставить его просто так, на полу. А что, если опять
упрятать его в кошелек? Но не тут-то было. Ни одно из моих окон не выходило
на море. Мне пришлось с большим трудом, обливаясь потом, перетаскать все
золото в чулан и уложить в стоявший там большой шкаф; себе я оставил только
несколько пригоршней дукатов. Справившись с этой работой, я в полном
изнеможении растянулся в кресле и стал ждать, когда зашевелятся в доме. При
первой же возможности я приказал подать мне поесть и позвать хозяина.
Мы обсудили с ним будущее устройство моих апартаментов. Он рекомендовал
для ухода за моей особой некоего Бенделя, который сразу покорил меня своей
открытой и смышленой физиономией. Бендель оказался человеком, чья
привязанность долго служила мне утешением в тягостной жизни и примиряла с
моей печальной долей. Весь день, не выходя из своих комнат, я провозился со
слугами, ищущими места, сапожниками, портными и купцами; я обзавелся
обстановкой и накупил кучу драгоценностей и самоцветных каменьев, чтобы хоть
отчасти избавиться от этой груды золота. Но она как будто и не думала
уменьшаться.
Меж тем мое положение пугало меня. Я не решался ни на шаг отлучиться из
дому, а по вечерам сидел в темноте и дожидался, пока в зале зажгут сорок
восковых свечей. Я не мог без ужаса вспомнить отвратительную стычку со
школьниками. В конце концов я решил, как это меня ни страшило, еще раз
проверить общественное мнение.
В ту пору ночи стояли лунные. Поздно вечером я накинул широкий плащ,
надвинул на глаза шляпу и, словно злоумышленник, дрожа и крадучись, покинул
дом. Только отойдя порядочно от гостиницы, выступил я из тени домов, под
охраной которых был в безопасности, и вышел на лунный свет, твердо решив
услышать свой приговор из уст прохожих.
Избавь меня, дорогой друг, от тягостного пересказа всего того, что мне
пришлось вытерпеть. Женщины по большей части проявляли глубокую жалость, но
выражение сочувствия пронзало мне сердце не меньше, чем насмешки молодежи и
высокомерное презрение мужчин, особенно толстых, хорошо откормленных,
которые сами отбрасывали широкую тень. Очаровательная, прелестная девушка,
которая шла, вероятно, в сопровождении родителей, задумчиво глядевших себе
под ноги, случайно подняла на меня свои сияющие глаза. Увидев, что у меня
нет тени, она явно испугалась, опустила на прекрасное лицо вуаль, склонила
голову и молча прошла мимо.
Этого я не вынес. Горькие слезы хлынули у меня из глаз, и, шатаясь, с
разбитым сердцем, спрятался я обратно в темноту. Я шел медленно, держась за
стены домов, чтобы не упасть, и поздно добрался до гостиницы.
Всю ночь я не сомкнул глаз. На следующий день первой моей заботой было
найти человека в сером рединготе. Может быть, мне удастся его отыскать, и,
на мое счастье, окажется, что и он, подобно мне, жалеет о нашей безумной
сделке. Я позвал Бенделя, он казался смекалистым и расторопным малым; я
точно описал ему человека, владеющего сокровищем, без которого жизнь была