"Алейхем Шолом. С ярмарки (с предисловиями автора и критиков)" - читать интересную книгу автора

ли и плясали вместе с ним. Со становым приставом они, бывало, в шутку
менялись шапками, и начиналось веселье.
Вообще Нисл Рабинович был с начальством на короткой ноге и заправлял
местечком твердой рукой, точно и сам был начальником. К тому же он отли-
чался бойкостью речи и говорил по-русски без запинки: "Между прочим, ва-
ша милость, позвольте вам покурить на наш счет и чтобы не было никаких
каков!" (То есть будьте любезны, курите наши папиросы, и без никаких!)
Не только евреи, но и христиане уважали его: "Ходим до Ниселя: вiн дiло
скаже, i чарка горiлкi буде". (Пойдем к Нислу, он и дело скажет, и ста-
канчик водки будет.)
Путаться в общественные дела он любил еще больше, чем дядя Пиня. Он
постоянно с кем-нибудь из-за кого-нибудь бывал в конфликте, и ему каза-
лось, будто он знает все законы. Шутка ли, еврей говорит по-русски так,
что не узнаешь в нем еврея, и к тому же он в таких близких отношениях с
начальством - старосту колотит, как собаку, со старшиной пьет всю ночь в
своем собственном шинке, а со становым приставом целуется, как с братом.
Но насколько значителен был дядя Нисл в городе, настолько незначите-
лен он был в глазах собственной жены, тети Годл (все великие люди-ничто
в глазах своих жен). Тетя Годл, маленькая чернявая женщина, держала сво-
его большого мужа в великом страхе.
Замечательно, что крупный, высокорослый дядя Нисл, уважаемый на-
чальством и бесподобно изъяснявшийся по-русски, вечно веселый, расфран-
ченный кавалер, желанный гость в женском обществе, покорно сносил от
своей маленькой жены и удары подушкой по голове и шлепки мокрым веником
по щегольскому сюртуку. Она предпочитала большей частью колотить своего
мужа веником по праздникам, в особенности в праздник торы, к тому же на
глазах у всего народа.
"Пусть знают все, какого мужа имеет его жена!" Он же превращал это в
шутку и, запершись с гостями в зале, откупоривал бутылку за бутылкой.
Раскрывал в погребе все бочки с солеными огурцами, вытаскивал из печи
все горшки и горшочки-производил форменный погром в доме, а потом отду-
вался за это три недели подряд. Но дело стоило того-недурно повеселился!
Интереснее всего то, что без тети Годл дядя Нисл и шагу не делал. Он
считал ее умницей и всегда оправдывался: она, мол, из Корсуни, город
есть такой в Киевской губернии, а корсунцы, видите ли, люди вспыльчи-
вые... Против этого есть только одно средство, говорил он, жемчуг. Если
бы господь помог ему купить жене крупный жемчуг, характер ее совершенно
изменился бы. "Я знаю средство получше",- попытался однажды открыть ему
глаза старший брат, Нохум, и сообщил на ухо секрет, от которого дядю
Нисла бросило в дрожь.
- Боже упаси! Сохрани бог и помилуй!
- Послушай меня, Нисл! Сделай, как я тебе говорю, и будет тебе хорошо
и спокойно!
Что это был за совет, обнаружилось позже, много времени спустя. Тетя
Годл сама растрезвонила секрет по городу. Она шипела и ругалась, с пеной
у рта поносила весь род своего мужа. "Семейка!-другого названия у нее
для Рабиновичей не было.-Бить жену для них обычное дело... Но руки у них
отсохнут, прежде чем они дотронутся..."
Всему местечку было известно, что жена Нисла Рабиновича отравляет ему
жизнь, хотя он силен в мире и даже "начальство" без него не обходится.