"Варлам Шаламов. Вишера" - читать интересную книгу автора

обыкновенный крепкий, густой, горячий чай. Горячий. Миллер был сибиряк,
любил горячий и чай, и суп. Любил определенность температур. Я тоже был
родом с Севера.
Пил я этот красивый чаек и думал про себя, что, если что-нибудь со мной
случится, Миллер, во всяком случае, не заступится. Отойдет в сторону и палец
о палец не ударит для моего спасения.
Миллер почему-то считал личной своей обидой, если ближайшие его
сотрудники попадались в каких-либо нарушениях лагерного режима. Так его
ближайший помощник Иван Дмитриевич Иноземцев, состоявший в штатной должности
нормировщика (58-7-10, 11, срок 10 лет), бывший главный инженер Мотовилихи,
выполнявший деликатную функцию предварительных расчетов и проверок во
взаимоотношениях с Березниковским химстроем, человек, которому Миллер верил
не как себе, а немногим меньше, вдруг был вызван и подвергнут допросу.
Стукач. Завербованный осведомитель.
Оказывается, Иноземцев, любивший поесть, выпить, закусить, поспать, был
приглашен на ужин в какой-то барак к какому-то старшему бригадиру в лагере.
На этом вечере угощали телятиной, и, так как в лагере скрыть ничего нельзя,
все участники ужина через неделю были приглашены в барак следственной части.
Вдобавок оказалось, что и телятина - не телятина, а собачатина - мясо
какой-то овчарки.
Иноземцеву грозили общие работы, этап, он был незаменимый. Проступок по
лагерным понятиям незначителен, но Миллер даже шага в защиту Иноземцева не
сделал. Только когда начальник отделения Стуков сам спросил Миллера, что
делать с Иноземцевым - оставить тебе или отправить, Миллер попросил
оставить.
Выпивка, "бабы" - преступления в лагере простительные.
Техник Кузнецов был алкоголик запойный и после каждого запоя, попадая в
изолятор, терял место работы - Миллер не заступался никогда.
Всем пострадавшим приходилось искать защиту самостоятельно, пользуясь
"блатом" не миллеровским.
При Стукове Миллер был ученым, облекающим в технические формы обширные
замыслы начальника-дилетанта. Стуков был любителем разговоров о технике, о
механике. Но такая тонкая механика, как стихи, была ему абсолютно чужда.
Как, впрочем, и Миллеру.
Но если Стуков просто был чужд этому миру, никогда с ним не
соприкасался и даже о существовании Аполлона на свете не подозревал, то
Миллер, цитировавший на память гумилевских "Капитанов", старался воскресить
в мозгу увлечения и открытия юности. Впрочем, и в юности Миллеру поэзия
ничего не открыла.
Я ездил со Стуковым в командировки, но он предпочитал спутников
повеселее.
- Вот Миллер - у него всегда есть что рассказать, скоротать дорогу.
Бруклинский мост, сколько верст до луны - а ты молчишь и только отвечаешь
на вопросы.
Всякую политику Миллер считал пустяком, недостойным занятием для
человека. Образование признавал только техническое. Стремлений к науке у
него было мало, зато большое желание практически попробовать свои знания в
живой работе.
- Почему вы выбрали строительство?
- Знаете, мне лишь только специальность строителя доставляла