"Варлам Шаламов. Вишера" - читать интересную книгу автора

Миллер, бывший главный инженер Самарского военного строительства, решил
тряхнуть стариной и спроектировал весь лагерь сам. Вот это будут новинки.
- Уборные, Варлам Тихонович, - рассуждал Миллер оживленно, - строились
всегда в каторжных учреждениях на десять (очков) - я добился, что наши
уборные будут строиться на двенадцать. Чтобы не теснились - тюремная,
этапная память свежа.
Наконец настало время сдать великолепную работу, показать свои труды
высшему начальству. Этим высшим начальством был для нас тогда ГУЛАГ и его
начальник Берман - старый чекист 1918 года, первый, получивший это самое
назначение.
Миллер связывал с посещением лагеря Берманом какие-то особые надежды.
По совету Стукова он решил обратиться с личной жалобой, вручить, так
сказать, свою судьбу в руки самого высокого начальства. Этот совет Стукова
поддержал и Берзин. Берзин даже взял на себя добиться столь важной
аудиенции.
День приезда комиссии настал. Кто бы в лагерь ни приехал, всегда
говорят: "Комиссия! Комиссия приехала! " С Соловков, что ли, идет эта
терминология.
Летом 1930 года в лагерь пожаловало высшее начальство - сам начальник
ГУЛАГа Берман. Берман приехал с большой свитой, в шинелях с петлицами, где
виднелись по два и по три ромба. Берзин, начальник Вишлага, человек
огромного роста, в длинной кавалерийской шинели с тремя ромбами, с темной
бородкой, бросался в глаза среди всей этой комиссии, и военный фельдшер
Штоф, начальник санчасти из заключенных, рапортуя комиссии, как положено,
разлетелся с крыльца санчасти военным шагом и, встав перед Берзиным, излил
именно на него поэзию лагерного рапорта.
Но Берзин отступил в сторону со словами "вот начальник", выдвигая на
первый план невысокого крепыша с белым тюремным лицом, одетого в заношенную
черную куртку - бессменную форму ЧК первых лет революции.
Помогая растерявшемуся фельдшеру, начальник ГУЛАГа расстегнул кожаную
куртку, показав свои четыре ромба в петлицах. Но Штоф онемел. Берман махнул
рукой, и комиссия двинулась дальше.
Лагерная зона, новенькая, "с иголочки", блестела. Каждая проволока
колючая на солнце блестела, сияла, слепила глаза. Сорок бараков --
соловецкий стандарт двадцатых годов, по двести пятьдесят мест в каждом на
сплошных нарах в два этажа. Баня с асфальтовым полом на 600 шаек с горячей и
холодной водой. Клуб с кинобудкой и большой сценой. Превосходная новенькая
дезкамера. Конюшня на 300 лошадей.
Само расположение лагеря в центре Адамовой горы, всюду господствующей
здесь еще со времен походов Ермака, - именно здесь был Орел - городок,
откуда Строгановы вели завоевание Сибири и где имел дом сам Ермак.
Колонны лагерного клуба чем-то напоминали Парфенон, но были страшнее
Парфенона.
По совету Стукова и Берзина Миллер подготовил заявление --
жалобу-просьбу по своему делу (в лагере каждый за себя), с тем чтобы вручить
какому-нибудь высшему начальству. Гомеровскому богу лично. По русской
традиции такие жалобы, поданные "на высочайшее", вручаются лично. И Берзин,
и Стуков, и Миллер блюли традицию. Сигнальщик Берзин махнул платком, и
Миллер переложил поближе свою тщательно обдуманную и подготовленную
"жалобу".