"Федор Шахмагонов. Кого же предал рязанский князь Олег? (Князь Олег Рязанский) " - читать интересную книгу автора

парадоксально, зависимости от того, что же на самом деле хотел сам Олег.
По словам древней повести "Задонщина", Димитрий Иванович обращался к
своему брату Владимиру, говоря о поле Куликовом: "...пойдем тамо, укупим
животу своему главы, учиним землям диво, а старым повесть, а молодым память,
а храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю за русскую и за
веру крестьянскую".
Олега не было на Куликовом поле. И хорошо, что не было. Время случилось
для князя трудное. Он, возможно, раньше всех познакомился лично с Мамаем,
когда последний в 1363 году объявился на рязанских границах со своими
кочевьями.
Но ранее знакомство вроде б не принесло дружбы, стон стоял от татар на
рязанской земле, последний раз кровавые пожарища озарили ее в 1378 году. И
это после славной победы на Воже, а ведь жалкому вражескому отряду не сумел
противостоять тогда Олег, не было сил.
А были ль теперь? Теперь, когда с громаднейшим воинством направлялся
Мамай на Москву, лениво прогуливаясь, выжидая, вдоль реки Воронеж? Не было
таких сил у великого князя рязанского, и не верил он, что у великого князя
московского они есть.
Здесь-то, кто знает, Олег и вступил в позорный союз с Мамаем, но
вступив, послал о Мамае весть князю Димитрию (ну уйдет потом Мамай, а
Димитрий-то, от Мамая ухоронившись, здесь, рядом), так, весточку о грозящей
опасности.
Весть, впрочем, в Москве не необходимую: и без хорошо поставленной
разведки (а она - и агентурная, и войсковая - работала у князя московского
отменно) Мамаю со скопищем его всадников намерения свои было б не уберечь.
Что будет делать Димитрий? - спрашивает себя за соперника Олег. Драться или
уйдет на север? Собирает войска.
Там, в Москве, а Мамай - здесь, под боком, и на помощь к нему - Ягайло.
Олег все еще ищет своей выгоды, и, может, тогда-то у него и блеснула
странная надежда: уговорить вместе с Ягайлой Мамая уйти в Орду, а самим
разделить надвое, коли сбежит Димитрий, Московское княжество: "ово к Вилне,
ово к Рязани" (за что автор Сказания о Мамаевом побоище упрекнет их двоих в
"скудоумии").
Но Димитрий не собирается бежать "в далныа места", в Москве созывают
полки.
Теперь оставим на время Олега Рязанского и обратимся в Москву. Можно
по-разному думать об Иване Калите, но он обеспечил своей вотчине сорок лет
спокойной от вражеских набегов жизни, и за это время взросло два поколения,
не страшащихся завоевателей.
Ныне они поняли, зачем они родились. Как ни велики б были раздоры среди
различных русских земель (а за время с 1228 года и до "официального"
создания Русского централизованного государства северной Руси пришлось
вынести около ста внутренних усобиц и 160 внешних войн), русские люди всегда
сознавали единство своей страны, своей культуры, свое собственное единство.
Сейчас наступал срок воплотить, что может оно наяву.
Волей судьбы выразителями этого единства стали московские князья. Их
поддержала и русская православная церковь. Так уж совпал момент. Первые
монгольские завоеватели были известны своей веротерпимостью.
К Батыю русские первосвященники пришли с поклоном и объявили, что "вся
власть от бога", обязавшись силою церкви держать русский народ в покорности