"Мариэтта Сергеевна Шагинян.?Четыре урока у Ленина " - читать интересную книгу автора

на север и юг департамента, шефство над постановкой памятника участнику
"Сопротивления" и под конец товарищеский обед в гостинице "Англетерр" -
все так похоже на наши собственные писательские дела. И вдруг в этом
маленьком местном журнальчике, вряд ли когда-нибудь проникающем за пределы
Франции, необычайная хвалебная речь по адресу "изумительного советского
фильма "Огненные кони". Тщетно стараемся мы припомнить, какой же это фильм
у нас об огненных конях. И наконец находим подлинное его название,
звучащее в латинской транскрипции так: "Тент забипих предков". И только
ремарка "по роману Коцюбинского" объясняет нам, наконец, что речь идет о
советском фильме "Тени забытых предков". Вряд ли подозревают скромные
украинские постановщики, каких эклог удостоился в Руане их фильм, высоко
поднятый даже над "Горящим Парижем", шедшим одновременно с ним. Над
рецензией об "Огненных конях" стоят три звездочки и большая буква А
(высшая оценка фильма), а в самой рецензии фильм аттестован как "не
имеющий себе подобного, не похожий ни на какой другой, - все в нем свет,
жизнь, краска - классические данные советской кинематографии, - праздник
для глаз и для сердца"*. Позднее в Руане я увидела очередь на него перед
кассой кино. Руанцы, как и множество простых людей за рубежом, остро
отзываются сердцем на тот непроизвольный советский оптимизм (утро века),
каким, подчас независимо от воли авторов, пронизаны у нас не только
счастливые, но и печальные фильмы; за рубежом оптимизм - вещь дефицитная.
Стоило бы над этим задуматься тем спесивым критикам, чужим и своим, кто
презрительно клеймит этот оптимизм как нечто "нарочитое" и "официальное".
_______________
* Tout-Rouen, 29 octobre - 11 novembre 1966, p. 50.

Пока я перелистывала журнальчик, машина въехала в город-музей - и тут
же стоп: в центре останавливаться негде. Мы обошли пешком весь Руан,
компактный в своей архитектурной красоте; облазили три его жемчужины:
собор Нотр-Дам, церковь Сен-Маклу и аббатство Сент-Уан; дали насладиться
глазам старинными нормандскими домишками в деревянных, крест-накрест
опоясывающих фасады переплетах, совсем таких, какими любовался Сергей
Образцов в шекспировском Стрэтфордена-Эвоне, - сходство архитектур не
случайно, ведь двадцать один год (1066 - 1087) Руан был столицей Англии.
От истории, сколько ни вертись, в этом клубке
нормано-англо-французского сцепления удержаться было немыслимо. У
аббатства Сент-Уан стоит массивная скульптура викинга Роллона, узкая (или
кажущаяся узкой) в голове и плечах по сравнению с огромными слоновьими
ногами, не ногами - стопами. Упершись ими в землю, он туда же, вниз,
показывает толстым указательным пальцем: "Здесь мы останемся, господа и
сеньоры". Все языческое, римское в Руане начисто смело в девятом веке
норманнское завоевание. Потом пришли англичане.
Лет пятьдесят назад у нас часто ставили оперу "Роберт-дьявол". Эту
оперу, как и старый балет "Корсар", недавно возобновленный в ленинградском
Малом оперном, пришлось мне добром помянуть в Руане. Честно говоря, они
были причиной того, что я не оказалась полной невеждой, а уже была
подготовлена к тому, что был такой Роберт-дьявол, а "корсары" - вовсе не
разбойники, не пираты, а нечто вроде партизан средневековья... В
пятнадцати километрах от Руана стоит реставрированный замок
Роберта-дьявола, личности вполне исторической, занявшей в истории Франции