"Игорь Шафаревич. Русофобия" - читать интересную книгу автора

логически адресуется ко всему "Малому Народу". Каждый из тех, кого мы
столько раз цитировали, от Амальрика до Янова, имеет право презирать и
ненавидеть Россию, но они сверх этого хотят определить ее судьбу, составляют
для нее планы и готовы взять на себя их исполнение. Такое сочетание типично
в истории "Малого Народа", именно оно приносит ему успех. Оторванность от
психологии "Большого Народа", неспособность понять его исторический опыт,
которая в обычное время могла бы восприниматься как примитив и ущербность, в
кризисных ситуациях обеспечивает возможность особенно смело резать и кроить
его живое тело.
Что же мы можем противопоставить этой угрозе? Казалось бы, с мыслями
можно бороться мыслями же, слову противопоставить слово. Однако дело обстоит
не так просто. Уже по тем образцам литературы "Малого Народа", которые были
приведены в нашей статье, можно видеть, что эта литература вовсе не
результат объективной мысли, не апелляция к жизненному опыту и логике. Мы
встречаемся здесь с какой-то другой формой передачи идеологических
концепций, причем присущей всем историческим вариантам "Малого Народа".
Такая очень специфическая деятельность по "направлению общественного
мнения" сложилась, по-видимому, уже в XVIII веке и была описана Кошеном. Она
включает, например, колоссальную, но кратковременную концентрацию
общественного внимания на некоторых событиях или людях, чаще всего
обличениях некоторых сторон окружающей жизни - от процесса Каласа, когда
чудовищная несправедливость приговора, разоблаченная Вольтером, потрясла
Европу (и про который историки заверяют, что никакой судебной ошибки вообще
не было) - до дела Дрейфуса или Бейлиса. Или фабрикацию и поддержание
авторитетов, основывающихся исключительно на силе гипноза. "Они создают
репутации и заставляют аплодировать скучнейшим авторам и лживым книгам, если
только это - свои", - говорит Кошен. Плохую пьесу можно заставить смотреть
благодаря клаке. [31] "Эта же клака, поставляемая "обществами", так
прекрасно выдрессирована, что кажется искренней, так хорошо распределена в
зале, что клакеры не знают друг друга, и часто каждый из зрителей принимает
их за публику". "Сейчас трудно представить себе, что морализирование Мабли,
политические изыскания Кондорсе, история Рейналя, философия Гельвеция, эта
пустота безвкусной прозы, - могли выдержать издания, найти дюжину читателей;
а между тем все их читали или по крайней мере покупали и о них говорили.
Могут сказать - такова была мода. Конечно! Но как понять эту склонность к
ходульности и тяжеловесности в век вкуса и элегантности?" Точно так же
пониманию наших потомков будет недоступно влияние Фрейда как ученого, слава
композитора Шенберга, художника Пикассо, писателя Кафки или поэта
Бродского...
Таким образом, логика, факты, мысли - одни в такой ситуации бессильны,
это подтверждает весь ход Истории. Только индивидуальный исторический опыт
народа может помочь здесь отличить правду от лжи. Но уж если у кого такой
опыт есть - то именно у нашего народа! И в этом, конечно, главный залог
того, что мы сможем противостоять новому явлению "Малого Народа". Наш опыт
трагический, но и глубочайший, - несомненно изменил глубинные слои народной
психики. Надо, однако, его ОСОЗНАТЬ - облечь в форму, доступную не только
эмоциям, но и мыслям, выработать, опираясь на него, наше отношение к
основным проблемам современности. Мне представляется, что именно такова
сейчас основная задача русской мысли.
Поэтому мы просто не имеем права допустить, чтобы только-только