"Игорь Шафаревич. Русофобия" - читать интересную книгу автора

осторожно, шаг за шагом посвящать его в новое учение, подавлять силой
авторитетов. И насколько проще все было с массой еврейской молодежи, не
только не связанной общими корнями с этой страной и народом, но и
воспринявшей с самого детства враждебность именно к этим корням; когда
враждебная отчужденность от духовных основ окружающей жизни усваивалась не
из книг и рефератов, а впитывалась с раннего детства, часто совершенно
бессознательно, из интонаций в разговорах взрослых, из случайно услышанных и
запомнившихся на всю жизнь замечаний! И хотя чувства, отразившиеся в
приведенных выше отрывках, вероятно, испытывали далеко не все евреи, но
именно то течение, которое было ими проникнуто, с неслыханной энергией
вторгалось в жизнь и смогло оказать на нее особенно сильное и болезненное
влияние.
Надо признать, что кризис нашей истории протекал в совершенно
уникальный момент. Если бы в то время, когда он разразился, евреи вели такой
изолированный образ жизни, как, например, во Франции во время Великой
революции, то они и не оказали бы заметного влияния на его течение. С другой
стороны, если бы жизнь местечковых общин стала разрушаться гораздо раньше,
то, возможно, успели бы окрепнуть какие-то связи между евреями и остальным
населением, отчужденность, вызванная двухтысячелетней изоляцией, не была бы
так сильна. Кто знает, сколько поколений нужно, чтобы стерлись следы
двадцативековой традиции? - но нам практически не было дано ни одного,
прилив евреев в террористическое движение почти точно совпал с
"эмансипацией", началом распада еврейских общин, выходом из изоляции. Пинхус
Аксельрод, Геся Гельфман и многие другие руководители террористов
происходили из таких слоев еврейства, где вообще нельзя было услышать
русскую речь. С узелком за плечами отправлялись они изучать "гойскую науку"
и скоро оказались среди руководителей движения. Совпадение двух кризисов
оказало решающее воздействие на характер той эпохи. Вот как это виделось
еврейским наблюдателям (все по той же книге "Россия и евреи"):

"И, конечно, не случайно то, что евреи, так склонные к
рационалистическому мышлению, не связанные в своем большинстве никакими
традициями с окружающим их миром, часто в этих традициях видевшие не только
бесполезный, но и вредный для развития человечества хлам, оказались в такой
близости к этим революционным идеям".

И как закономерное следствие:

"Поражало нас то, чего мы всего менее ожидали встретить в
еврейской среде: жестокость, садизм, насильничание, казалось, чуждые народу,
далекому от физической воинственной жизни, вчера еще не умевшие владеть
ружьем, сегодня оказались среди начальствующих головорезов".

Эта примечательная книга кончается словами:

"Одно из двух: либо иностранцы без политических прав, либо русское
гражданство, основанное на любви к родине. Третьей возможности нет".

Но нашлось течение, выбравшее именно третий, "невозможный", с точки
зрения автора, путь. Не только нелюбовь к родине, а полная отчужденность,