"Николай Михайлович Север. Федор Волков (Сказ о первом российского театра актере) " - читать интересную книгу автора

раздуваемая, придворные дамы в платьях широченнейших. Всю залу
загромоздили. Посередь их, гусак гусаком, на одеревенелых ногах, в
диковинном мундире человечишка.
Глянул на него Фёдор, ахнул: тот самый тощий парень с визгливым
голосом, что на Москве немца Фёдорова наградил! "Кланяйтесь,
кланяйтесь, варвары!" - прошипел Сумароков, каменея в низком поклоне.
Согнулись, кто как умел, и ярославские ребята.
- Это что за чучела! - просвирестел гусак. Дамы замерли,
любопытствуя.
- Веленьем государыни доставленные из Ярославля для представления
тражеций и комедий актеры, ваше-высочество! - отрапортовал Сумароков.
- А, барабанщики!
И стая вместе с гусаком прошелестела прочь...
- Великий князь Пётр Фёдорович! - пояснил оробевшим ребятам
Александр Петрович. - Более в экзертициях воинских сведущ, нежели в
искусствах. Наследник престола русского... из немцев.

* * *

Яков стоит у окна сам не свой, графа Сиверса вспоминает... Ребята
смеются, уткнувшись в подушки, одеялами смех тушат, - кто его знает,
как здесь положено по ночам быть!
- Ты расскажи, как он тебя исповедовал?
- Будет вам. Тоже... смешно им!..
- Не угодил, стало быть, Яша, играючи чёрта?
- Ему угодишь...
- То-то и оно! - рассердился Фёдор. - К иностранному глаза и уши
у здешних персон приучены, чёрт твой не ко двору пришёлся. А как его,
нашего чёрта, что в соломе, в овине да в банях на полках живёт, к
менуэту да контрдансу приучишь! Исконное русское, даже чёрта нашего,
на свой лад ладят!
Помрачнел Яков, в окно смотрит. Думает: "Ничего! Нашего чёрта
немцу не сдюжить..."
Так и не уснули в ту ночь ярославские комедианты...

* * *

Весна в столице своя, особая: то ветер с залива, а то туман -
дышать неохота. В покоях тогда хоть свечи жги - сумерки, словно дым от
печей по углам осел.
Вывоза со Смольного двора ребятам нет: великий пост, какой уж
театр! В марте "Покаяние грешника" сыграли, как службу в монастыре
отстояли, - тоска! Недовольна осталась царица, уехала, слова не молвя.
Увял, заскучал Александр Петрович, словно поодаль встал. Один Сиверс
доволен, сияет... хоть полотенцем лицо обтирай!
Опять за полночь просидели ребята, молча, не тревожа друг друга.
За окном капель стучит, ветви чёрные, сникшие, водой набухшие.
С утра тревога и непокой: Гришанька Волков с постели в тот день
не встал. Голова чугуном налита, свет не мил... К ночи Скочков
затомился, лег до времени. А назавтра Куклин шепчет Фёдору: "Гляди, и