"Николай Михайлович Север. Федор Волков (Сказ о первом российского театра актере) " - читать интересную книгу автора

своему двору... Лет ему за шестьдесят, бородка жидкая, поступь
медленная, в глазах смешинка.
- Куда, бабонька? Ребята чьи, а?
- Мои, - заалев, глянула на него Матрёна.
Ух, и глазища у этой Матрёны!.. Заводчик отвернулся. В смущении
кашлянул, помолчал.
- Где живёшь?
- У Челышевой... у сестры...
- У Настасьи, значит. Так... ну, ну...
Матрена чуть ли не бегом за церковную ограду. Полушкин тоскливо
оглядывается округ. Над колоколенкой ветром прибиваемые к земле
кружатся галки. По небу облака, низкие, серые...

* * *

- Дело такой натуры, что... - Полушкин не торопясь кушает щи с
завитками да кашу с рублеными яйцами и мозгами. Объедение! Мастерица
Настасья потчевать дорогих гостей. - Живу, как бобыль... Годы...
Шерсть слиняла - с лета на зиму пора. Что ж, и медведь, всему лесу
осударь, и тот линяет. Содеянное руками вот этими куда ж теперь, кому?
Дворяне, они бесполезностью живут, а заводские да купечество -
государство крепят. Наше дело кому-то наследовать надобно... вот в
разор себе за тебя и сватаюсь.
Матрена сидит ни жива ни мертва. Фёдор из ивовых прутьев плетёт
клетку щеглу, что принёс ему для забавы этот не сердитый, но и не
больно охочий до ребячьей докуки старик.
А дождь за окном не унимается, завтрева надобно к воеводе на
поклон идти, опять донимать принялся, и тут додумать надобно...
Фёдор тянет старика за рукав: "Осударь медведь, ты мне снегиря
принеси". "Чего?!" - подавился старик.

* * *

Испокон веку на Руси с матрёниного дня зима на ноги встаёт, гусь
на лёд выходит... Долги зимние вечера. Светец зажигать и то нельзя -
воеводским указом запрещено.
Забирается Фёдор к тётке в постель... Тепло и под тулупом не
страшно. В оконце стылый свет месяца. От того света на полу лужа -
босиком бы пройти, да тётка забранит. Незлобиво шуршат не то тараканы,
не то мыши, у них своё хозяйство.
- Тёть Насть! Сказывай, как ерша судили, а?
- Будя, два раза сказывала.
- А ..."как он скочил в хворост, только того ерша и видели".
Уплыл, стало быть, ёрш?
- Уплыл... ему што... колючий.
- А кто судил-то, тёть Насть? Сказывай!
- А судили-то - дьяк был Сом с большим усом, а доводчик Карась, а
список писал Вьюн, а печатал Рак своей задней клешнёй, а у печати
сидел Вандыш Переславский. Да на того Ерша указ: где его застанут в
своих вотчинах, тут его без суда казнить! Спи!