"Эфраим Севела. Продай твою мать" - читать интересную книгу автора

сейчас.
Жизнь в гетто научила меня соображать похлестче, чем
взрослого. Я понимал, что действовать надо немедля.
Неизвестно, куда и как далеко нас везут. Может, через пять
минут машина будет у цели, и нас начнут выгружать. И тогда -
все. Вряд ли еще одна такая возможность спастись представится.
Потом, рыжий Антанас, сидящий к нам спиной, может переменить
позу, и я попаду в поле его зрения. Пока он не поворачивается,
даже закуривая.
Я ни капельки не испытывал страха перед тем, что мне
предстояло: вывалиться на ходу из грузовика и пребольно
удариться при падении. У меня холодело сердце при мысли о
маленькой Лии. Как ее прихватить с собой? Она до меня не
доползет, сколько бы я ее ни звал. Я уже пробовал. Лия только
плакала в ответ. Ползти за ней и тащить ее обратно к этой щели
по головам и телам других детишек? Поднимется такой вой, что
рыжий Антанас непременно обернется.
Вот тогда-то мне впервые привелось принимать страшное
решение, резать по живому мясу. Вдвоем спастись не
представлялось никакой возможности. Но лучше пусть спасется
один, чем никто. Это разумно, хотя и жутко. Лии легче не
станет от того, что я умру вместе с ней.
Так я размышлял теперь, уже взрослым человеком. Но,
насколько мне память не изменяет, нечто подобное проносилось в
моей зачумленной головенке и тогда, хотя и в иной форме, в
других выражениях.
Я решил прыгать один. Единственное, чего мне остро,
мучительно хотелось, - увидеть на прощание мою сестренку. Ее
заплетенные мамой косички и зареванные, опухшие от слез
глазки. Сколько я ни тянул шею, разглядеть за чужими руками и
плечами Лию мне не удалось.
На следующем повороте я высунулся из-под брезента и
перевалился всем телом через борт. Домов здесь не было. Вдоль
дороги тянулись невысокие кусты, а за ними - поле. Безлюдно. И
это было весьма кстати. Потому что время приближалось к
полудню, и для прохожего заметить выпавшего из автомобиля
мальчишку не составляло большого труда.
Удар о землю оказался не таким болезненным, как я
предполагал. Накануне прошел дождь, и почва была мягкой и
вязкой. Боком и щекой проехался я по глинистому краю
придорожной канавы, слегка разодрав локоть и колено. Только и
всего. Даже кровь не выступила. Та кровь, которую должны были
изъять у меня и перелить моим злейшим врагам - раненым
немецким солдатам.
Я отполз подальше от дороги, за кусты, сел и огляделся
вокруг. Местность тут была холмистая, и на склонах холмов
перемежались прямоугольники полей, полосы кустарника на межах
и по два-три дерева вокруг одиноких домиков с
сараями-крестьянских хуторов. О том, чтобы пойти к ближнему
хутору и постучать в дверь, я и не помышлял. Я был городским