"Роберт В.Сервис. Аргонавты 98-го года " - читать интересную книгу автора

явной опасностью, чувствовать дубинку судьбы, бродяжничать, голодать, спать
под звездами - это была все та же упорная ребяческая мечта, укрепившаяся
теперь в мужчине, и она заставила меня втолкнуться в трагический хоровод. Но
я был не в силах подавить эту мечту. Слишком силен был во мне цыганский дух.
Здоровье и молодость кипели в моих жилах. Несколько потерянных лет, говорил
я себе, не могут иметь значения. А тут были Стивенсон и его волшебные
острова, манившие меня.
И вот я очутился один на скалистом берегу, с тысячью впечатлений,
теснившихся в голове. Здесь был длинный путь по железной дороге с его
необычайными картинами: суровые фермы, мрачные леса, сверкающие озера,
которые могли бы затопить всю мою родину, унылые равнины, горы, упиравшиеся
в небо, благоговейный трепет пустыни. Наконец, солнечный рай - Калифорния.
Я прожил неделю чудес, о каких никогда не мечтал, и находился теперь у
самого престола Запада. О, что это была за страна, что за народ!
Властолюбивый дух надменного Запада смягчался в нем чарами Востока и
волшебством Древней Испании. Сан-Франциско! Множество наречий звенели на его
улицах, множество рас ютились в его переулках. Он пригревал на своей груди
детей старых седых наций и наделял их своим стремительным, изобретательным
духом, полным гордого сознания прежних достижений и веры в славное будущее.
Меня поражала кипучая деловитость жителей наряду с любовью к утонченным
увеселениям. Казалось, что деньги даются всем легко и тратятся с увлечением.
Все казались счастливыми, жизнерадостными, деятельными. Ночью Маркеэстрит
превращалась в ослепительную аллею света, на которой толпились сильные
мужчины и красивые женщины, входя и выходя из сверкающих ресторанов. Однако
среди этой кипучей страстной жизни я чувствовал в себе странную
отчужденность. Временами мое сердце просто болело от тоски, и я бродил по
дорожкам парка или присаживался на скамью в Портсмутском сквере, такой же
далекий от всего этого, как наблюдатель на своей горкой вершине под
звездами.
Я полюбил мечтать на морском берегу, ибо мысль о Полинезии не покидала
меня. Я наслаждался солнечным светом, сидя на краю дамбы, и бесцельно следя
за вялым крейсированием судов. То были беззаботные, праздные, но, как я
теперь думаю, не совсем потерянные дни. Я оценил всю прелесть этих
набережных и погрузился в новый мир волшебства.
Чтобы вполне насладиться своей независимостью, я сделался искателем
приключений. Ночная жизнь города была открыта мне. С уверенностью невинности
я бродил повсюду. Я проникал в притоны подземного Китайского города, с
удивлением встречал там белых женщин, которые скрывались при виде меня. В
одиночестве я направлялся в курильни опиума и игорные дома. Порок
раскрывался передо мной во всем своем бесстыдстве. Иногда мне приходила
мысль о том, как взглянули бы на все это мои суровые пресвитерианские
предки.
Мои ночные похождения закончились совершенно неожиданно. В одну
туманную полночь, идя по Пасификстрит с ее сверкавшими ресторанами, я
получил искусный удар сзади и очень изящно покатился в канаву. Когда я
пришел в себя в боковой аллее, ошеломленный и разбитый, я увидел, что у меня
украден бумажник, в котором находилось почти все мое состояние. К счастью, я
оставил свои часы на хранение в гостинице и, продав их, оказался еще не
совсем нищим. Но обстоятельства изгнали меня из моей крепости ласкающих грез
и столкнули с суровой правдой жизни.