"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

подлец, что моя собака - гончая?" И, раз двадцать повторив слово гончая и
сделав из сумасшедшего котлету, он наконец отпустил его. Получив хороший
урок, сумасшедший скрылся и больше месяца на людных местах не показывался,
но потом, однако ж, возвратился все с тою же выдумкою и с еще более тяжелым
грузом. Он подходил к собаке, нацеливался, но, так и не решившись и не
осмелившись сбросить на нее камень, говорил: "Это гончая, воздержимся!" И
про всякую собаку, какая бы ему ни попадалась, будь то дог или же шавка, он
говорил, что это гончая, и не сбрасывал на нее камня. Нечто вроде этого,
должно полагать, случится и с нашим сочинителем, и он не отважится более
сбрасывать на бумагу твердые, как камень, плоды своего гения, ибо кому охота
стараться разгрызть плохую книгу!
Скажи ему еще, что его угроза лишить меня дохода изданием книги своей
не стоит медного гроша, и, применяя к себе славную интермедию Перенденга, я
могу ему ответить, что, мол, бог не без милости, и да здравствует, мне на
радость, сеньор мой Двадцать Четыре {4}. Да здравствует граф Лемосский,
коего христианские чувства и хорошо известная щедрость ограждают меня от
всех ударов злой судьбы, и да здравствует, на радость мне, добросердечнейший
дон Бернардо де Сандоваль-и-Рохас, архиепископ Толедский, а там пусть хоть
не останется на свете ни одной печатни, и пусть против меня печатают больше
книг, нежели в строфах Минго Ревульго {5} содержится букв. Эти двое владык
без малейшего с моей стороны искательства или же раболепства, единственно по
доброте своей, взялись мне покровительствовать и оказывать милости, и
поэтому я почитаю себя счастливее и богаче, чем если бы Фортуна вознесла
меня путем обычным. Честь может быть и у бедняка, но только не у человека
порочного: нищета может омрачить благородство, но не затемнить его
совершенно, а как добродетель излучает свой свет даже сквозь щели горькой
бедности, то ей удается заслужить уважение умов возвышенных и благородных, а
с тем вместе и их благорасположение. И больше, читатель, не говори автору
ничего, а я ничего больше не скажу тебе, - прими только в соображение, что
предлагаемая вторая часть Дон Кихота скроена тем же самым мастером и из того
же сукна, что и первая, и в ней я довожу Дон Кихота до конца, до самой его
кончины и погребения, дабы никто уже более не заводил о нем речи, ибо
довольно и того, что уже сказано, довольно и того, что свидетельствует о
разумных его безумствах человек честный, и нечего сызнова к ним
возвращаться: ведь когда чего-нибудь слишком много, хотя бы даже хорошего,
то оно теряет цену, а когда чего-нибудь недостает, хотя бы даже плохого, то
оно как-то все-таки ценится. Забыл тебе сказать, чтобы ты ожидал Персилеса,
которого я теперь оканчиваю, а также вторую часть Галатеи.


1 ...зачат был в Тордесильясе, а родился а Таррагоне! - Упомянутая
подложная вторая часть "Дон Кихота" вышла в свет в Таррагоне, автор же ее
назвал себя уроженцем Тордесильяса.
2 ...во время величайшего из событий... - то есть в битве при Лепанто
между объединенным испано-венецианским флотом и турками (7 октября 1571 г.),
которая завершилась поражением турецкого флота. В этой битве Сервантес
потерял руку.
3 ...не могу я преследовать духовную особу... - Многие комментаторы
усматривают в этих словах намек на Лопе де Вега, крупнейшего испанского
драматурга (1562-1635). Последний действительно с 1609 г. носил звание